Шмиэл Сандлер - Бордель на Коллинз авеню

– Продолжайте, – нетерпеливо подгонял я его.

– У нее было потрясающее чутье на сенсацию.

– Почему «было», вы считаете, что госпожи Бейкер нет в живых?

– Вейз мир, что вы такое говорите, инспектор? – закудахтал Майер и в испуге прикрыл рот ладошкой.

– Где она обычно добывает материал? – сердито прервал я его.

– У нее были свои источники и информаторы, – нехотя сообщил редактор.

– Как часто она отлучалась из редакции?

– Знаете, у нас газетчиков есть присказка – репортера ноги кормят…

– Сэр, сказки в данном случае меня не интересуют, речь идет о вашем сотруднике, пропавшем сотруднике, мистер Майер, – напомнил я, – мне нужна подробная информация о ней и характере работы, которую она выполняла.

– Да ради бога, инспектор!

– Как часто Элен Бейкер информировала вас о своих отлучках по делам редакции?

– Последний раз она сказала мне, что у нее наклевывается потрясающая сенсация, заявила полосу на следующий понедельник и ушла.

Мой помощник детектив второго класса Мкртыч Овсепян не любил, когда всуе употребляли слово «Потрясающий», а этот замызганный писака употребил его дважды. «Есть лишь одна часть женского пола, которую мужчина может использовать с данным прилагательным» – задумчиво говорил мне помощник. Зная индивидуальные пристрастия сержанта, я мог без труда определить, что он имеет в виду женскую задницу. И здесь я был вполне солидарен с ним, поскольку сам открыл для себя, благодаря косвенной помощи тещи, какую «загадочную», как сказал бы капитан Бонс, прелесть таит в себе эта сказочная часть женского тела.

– Она сказала вам, как долго будет отсутствовать?

– Нет, сэр, это было в понедельник в десять утра, а материал на следующую неделю мы готовим в четверг, сегодня среда, а ее все нет, не знаю даже как мне быть.

– Что вы имеете в виду?

– Видите ли, я должен закрыть полосу завтра.

Карлику этому кажется, что закрытая газетная полоса важнее человеческой жизни.

– Вы что, не поддерживаете связь со своими корреспондентами, мистер Майер?

– Вообще-то у нас так заведено что каждые полчаса мы общаемся по мобильному. С Элен связь прервалась в первый же день ее выхода на задание. Сегодня третьи сутки как она пропала, у меня горит полоса и я в затруднительном положении, инспектор.

– Вы повторяетесь, Майер.

– Простите, но я взволнован.

– У нее были враги, мистер Майер?

– Враги есть у всех, детектив, – назидательно сказал редактор, удивляясь моей наивности, – но она была исключением.

– Почему она была исключением? – меня начал доставать этот примитивно мыслящий гном.

– Она была исключительно добрый человек, сэр.

– А любовник был у вашего доброго человека?

Майер посмотрел на меня, как школьный учитель смотрит на ученика, не выполнившего домашнее задание:

– В столь интимные подробности я, как деликатный человек, не вдавался, – с подчеркнутой вежливостью сказал он.

«Видно, какой ты деликатный» – подумал я, заглядывая в его масляные глазки.

– Но кажется мне, что не был, – продолжал деликатный редактор, – баба она была в соку, но уж слишком холодная.

Странно, что он все время говорит о ней в прошедшем времени. Может быть, он что-то знает, или скрывает. Уж не приложил ли ты, приятель, руку к ее загадочному, как сказал бы Бонс, исчезновению? Надо бы прокачать эту версию. Вполне возможно, что редактор любимой Бонсом газеты самый заурядный маньяк, который в свободное от работы время воплощает в жизнь тайные и прочные помыслы с сотрудницами своей газеты.

Элен Бейкер, репортер газеты «Стейт Джорнел»

Ступая тихо и сдерживая дыхание, будто боясь спугнуть мертвецов, я обошла помещение морга. На лавках покоились мои старые знакомые в тех же смиренных позах. Стонущим мог быть кто-нибудь из новичков. Я была внимательна и не упустила ни одной настораживающей детали. Я заглядывала под лавки, осмотрела темные углы, всматривалась в открытые лица мертвецов, но ничего не обнаружила. Может, шутит кто из охраны?

Но стоны вдруг прекратились, именно тогда когда я стала искать, кто бы это мог быть. Я закрыла глаза, боясь и ожидая, что стонущий снова подаст голос. Нет, вроде спокойно все. Скорее, я просто устала и мне все это чудится. Немудрено вторые сутки в напряжении всякая чертовщина лезет в голову. Мне стало грустно и жалко себя, хотелось заплакать и пожаловаться Монике как мне одиноко и страшно без нее. Зачем надо было ввязываться в эту нелепую историю, сидела бы сейчас в уютном кабинете редакции, пила чай с медовым пряником и строчила репортаж о взяточниках из городского муниципалитета.