Алиса Борей - Ненависть [СИ]

Стало страшно. Бушующая внизу черная бездна пугала холодной клубящейся пустотой. Отчаянная тоска сжала сердце, и до жути захотелось увидеть солнце, зеленую травку, жужжащую над цветком пчелу.

— Помоги мне! — Мужское лицо вцепилось в нее глазами. Синие жилки вен вспухли, готовые взорваться в любую секунду.

— Нет! — Зашипела вокруг черная пустота, и воздух вдруг стал липким, как болотная жижа. Мерзко зачавкало под ногами, обволакивая и засасывая в бездну.

Глаза Луизы наполнились слезами. Вспомнилась маленькая девочка, бегущая по зеленому лугу и тревожный голос отца. Осторожнее, Лизи, не упади.

Горячие соленые струйки ручьями потекли по лицу, — Папа, папочка! Я хочу домой. Спаси меня! До боли в груди захлестнуло желанием хотя бы еще разок вдохнуть глоток свежего воздуха, почувствовать ласковое касание солнечного луча.

Черный смерч ударил вновь и тут же отскочил, словно натолкнувшись на стену. Злобно завыли вокруг оскаленные пасти, и она почувствовала, как из последних сил рванула вцепившаяся в нее рука, как булькнув, отпустила болотная жижа, и тело ее медленно-медленно, отвоевывая дюйм за дюймом, стало подниматься наверх.

Вийон с трудом приоткрыл глаза. Уже три дня он сидит здесь рядом с умирающей девушкой, кормит и поит ее насильно, каждый раз преодолевая сопротивление ее сжатых до хруста зубов. За эти дни граф зарос густой щетиной, всклокоченные волосы и безумный взгляд покрасневших запавших глаз сделали его похожим на одержимого алхимика, ослепленного несбыточной надеждой.

Он посмотрел на восковое застывшее лицо девушки.

Неужели она все-таки умрет?

Словно услышав немой вопрос, Луиза застонала, зашевелились в горячечном бреду пересохшие губы.

— Сейчас, сейчас, — Вийон схватил плошку с водой.

Нагнувшись, он уже приготовился к очередной борьбе с ее яростным желанием умереть, но вдруг почувствовал, что в этот раз что-то изменилось. Едва уловимая искра жизни скользнула по застывшему лицу. Бережно приподняв ей голову, Вийон поднес край кружки к плотно сжатому рту, и к его радостному удивлению он вдруг приоткрылся сам без нажима и усилий.

— Умница, — граф осторожно влил в нее первый глоток.

Разбитые губы жадно прильнули к кружке, судорожно дернулось горло, глотая живительную влагу.

— Молодец, девочка. — Вийон опустил ее голову на подушку и радостно откинулся в кресле. Девушка все еще была без сознания, но он уже знал — она выживет, коренной перелом прошел, она вновь захотела жить и это главное. Губы растянулись в блаженной улыбке, никогда еще ему не было так хорошо.

Я ее вытащил, — он прикрыл глаза, расслабленно съехав в кресле, — я ее вытащил. Повторяя раз за разом, его сознание словно наслаждалось звучанием этих слов. Отпустило напряжение последних бессонных ночей, и сразу же навалилась безмерная усталость. Веки сами собой опустились, и граф отключился, даже не осознавая момента когда это произошло. Во сне он все также сидел в кресле, на кровати лежала Луиза, но теперь здесь была еще одна женщина. Она стояла в углу, закутавшись в темную вязаную шаль, и смотрела на него с доброй, чуть ироничной улыбкой.

— Неужели мой мальчик влюбился?

Он знал этот голос, он знал эту женщину, хотя давно запретил себе даже думать о ней. Вийон выгнал ее из замка в тот день, когда повесил на воротах ее нового мужа.

— Не говори ерунды. — Блаженная улыбка исчезла, и в голосе засквозило неприкрытое раздражение.

Женщина, не обращая внимания, лишь плотнее закуталась в шаль.

— Мой глупый, маленький дурачок не понимающий самого себя. Ты такой же грубый и неотесанный мужлан, как и твой отец.

Эти слова взорвали Вийона яростью.

— Не смей упоминать имя отца, потаскуха!

Женщина повысила голос.

— Не забывайся, ты разговариваешь с матерью!

— У меня нет больше матери! — Губы графа сжались в тонкую упрямую нить.

Из темного угла донесся тяжелый вздох.

Я с нетерпением ждала, когда же с тобой это случится, когда ты, наконец, встретишь человека, который станет для тебя дороже твоей непомерно раздутой гордыни. Никогда меня не покидала вера в то, что великая богиня не оставит моего пропащего сына и дарует ему настоящую любовь, то испепеляющее душу чувство, ради которого ты способен на все, даже на предательство и измену.

Вийон уставился на мать тяжелым взглядом.

— Убирайся, я никогда не прощу и не смогу понять тебя.

— Ты все такой же, — женщина грустно улыбнулась, — жестокий и беспощадный.