Алиса Борей - Возьми меня замуж [СИ]

Я влетела на крыльцо и схватилась за ручку старой деревянной двери, та распахнулась навстречу так, словно за ней меня ждали. На пороге появился мой любимый дед Григорий Иванович, живой и здоровый.

— Так. — Начинаю, я закипать. — Это что значит.

— Что? — Делает невинное лицо дед.

— Телеграмма твоя, тебе напомнить. — Преисполняюсь обличительного пафоса. — «Срочно приезжай. Беда». Что за беда? И кто вообще сейчас телеграммы посылает, у тебя же телефон есть.

Мой дед — это глыба, скала, минимум эмоций, еще меньше их проявлений.

— Нервная ты какая-то, Лерка, замуж тебе надо. — Он развернулся и пошел в дом.

— Нет, ты погоди. — Я бегу за ним вся растрепанная и гневная. — Дед, это настоящее свинство. Я все бросаю, три часа в пробках, приезжаю, а он встречает меня живой и здоровый.

Дедуля, как ни в чем ни бывало, продолжает идти в свою комнату и ворчит еще себе под нос.

— Дожили. Родная внучка недовольна, что дед ее жив и здоров.

— Ты давай не передергивай, а отвечай за свои безответственные поступки.

Перед моим носом захлопывается дверь его комнаты. Я, конечно, в бешенстве, отпросилась с работы, вся на нервах, думаю, что случилось, а он потешается так. Скучно ему, видите ли. Иду на кухню, ставлю чайник, прикидываю, пока дед отсиживается в комнате, хоть чайку глотну, с самого утра ведь в бегах. Вода закипела, бросаю в чашку пакетик, ложку сахара, заливаю водой и сажусь на табуретку. Сладкий горячий чай сейчас самое то, чтобы успокоиться.

Минут через пятнадцать скрипнула открывающаяся дверь и выглянула голова деда.

— Ну как ты успокоилась?

— Я то спокойна. — Говорю, прихлебывая из чашки. — А вот вы, Григорий Иванович, подходите, расскажите, как вы докатились до жизни такой.

Дед подошел к столу и уселся рядом.

— Ты, Валерия, не серчай, дело серьезное. Стал бы я тебя по пустякам отрывать.

— А позвонить ты по-человечески не мог.

— Мог, но ты тогда бы не приехала, а если бы приехала, то не сегодня. — Он вздохнул. — А дело срочное.

Я усмехнулась, думая про себя, ну что у тебя за дела могут быть, ладно, главное жив и здоров, а остальное ерунда.

— Вот скажи мне, ты почему не замужем до сих пор?

Смотрю, спрашивает на полном серьезе, не издевается.

— А вы, Григорий Иванович, с какой целью интересуетесь? Любопытство или как?

— Или как внученька, или как. — И так зыркнет на меня из-под бровей. — Жених у меня есть для тебя.

Я чуть чаем не облилась.

— Где же ты его взял-то, деда, на огороде что ли вырастил. — А сама смеюсь.

— Дура ты, Лерка. — Дед рассердился. — На каком огороде.

Я даже сердиться на него перестала, а зря, если бы я тогда знала, чем для меня это веселье закончится.

— Деда, я, конечно, тебе благодарна и все такое, но еще больше я была бы благодарна, если бы ты не вмешивался в мою личную жизнь. Мне матери с ее воплями вполне хватает, дня не проходит, чтобы мне не напомнила, «Валерия, тебе уже двадцать семь, пора уже поумнеть и подумать о личной жизни».

— Да подожди ты тараторить, я в твою частную жизнь не вмешиваюсь. — Дед был на удивление серьезен. — Речь идет не о твоем личном счастье, а о спасении мира.

Тут я всерьез начала опасаться за здоровье моего любимого дедули.

— Ты прости меня, конечно, но с тобой все хорошо? Голова не болит? День своего рождения помнишь? — Я постаралась заглянуть ему в глаза.

— Да нормальный я, не псих и альцгеймера у меня нет. — Он встал и, прохаживаясь по кухне взад вперед, начал нести такое, что я, по правде сказать, даже растерялась.

— Видишь ли, внученька, перед тобой сейчас стоит не просто твой дед Григорий Иванович Добрынин, а глава клана Дикого ветра и первый король Вольных кланов Эстриал, что по-русски означало бы Невидимый глазу.

— А позвольте, Ваше Величество, глупости серой поинтересоваться, когда же вы королевством своим правили, если вы восемнадцать лет с внучкой своей просидели, пока родители ее неразумные по Африкам всяким мотались.

— Ты вот не ерничай. — Дед посмотрел на меня своими глубокими карими глазами. — Я тебе сейчас все расскажу, а если у тебя вопросы появятся, так ты не перебивай меня, а дождись, когда я закончу, тогда и спросишь. Ферштейн?

— Поняла, поняла. — Кивнула я головой, решив со всем соглашаться и выслушать его, а вдруг ему полегчает, если он выплеснет все наболевшее.

— Так вот. — Начал он. — Если пройти в подвал, то там в одной из стен вмурован огромный валун, ты его помнишь.