Олег Лукошин: Непристойные рассказы

– Я сделал это! – прохрипел я, падая на колени и подползая к ней. – Он мёртв.

Взгляд её был доброжелателен и нежен.

– Я горжусь тобой, – сказала она. – Ты оправдал мои надежды. Иди ко мне!

Я бросился в её объятия. Она срывала с меня одежды и покрывала поцелуями разгорячённое тело. Не было в этот миг человека счастливей меня – моя любимая девушка принадлежала только мне!

И стены расступились, растворившись туманной дымкой, и потолок превратился в свинцово-багровые тучи, прорезаемые вспышками молний, и тысячи факелов зажглись по всей долине, и бесы, улюлюкая и вопя, погрузили свои безобразные тела в восторженную пляску.

И хохочущий Люцифер обозначил изгибами туч своё присутствие на горизонте – празднуя грехопадение нового человеческого существа.

– Добро пожаловать! – услышал я громогласные раскаты.

Когда-то я любил девушку…

Карнавал! Карнавал!

Возбуждение достигло невиданных пределов, нетерпение тревожно барахтается в сердцах, заветный день наступил, уже сегодня, сегодня, господи, и не верится-то совсем, сегодня отрыв и выход в запредельность!

Старшеклассницы с утра сами не свои, костюмы готовы, менять поздно, только последние штрихи разве, да ещё сожаление глухое где-то под селезёнкой ворочается – а вдруг можно было и получше придумать?

Парни – те ещё дурнее в ожиданиях. Две недели безудержных фантазий о неистовом буйстве, о пире вожделенного духа, о кураже – потому что знают, знают, черти, что будет вольнее, свободнее, что можно позволить с девчонками Нечто.

Да и те в теме. Где ещё, как не на карнавале оттянуться? Где, как не здесь без зазрения совести на вольности пуститься?

И лишь бы всё гладко! Лишь бы без обломов, без накладок всяких. Так, типа просьбы к обстоятельствам.

Танцпол светится, стробоскоп мигает, хрустальные шары в зените и шлют радужные блики всем жаждущим удовольствий. Кислотные цвета разъедают глаза, голова кружится. В баре только пиво, директор запретил покрепче, но на грудь заранее слегка приняли, да и во фляжках ещё барахтается. Колёса тоже внутри, вращаются, сцепление в норме, тормоза позабыты дома.

– Ба, смотрите, смотрите! – шёпот. – Кто это, кто? Танька Беликова? Не слабо!

Точно, Беликова. В костюме порочной колдуньи. Что-то вроде Бастинды в молодости. Ниспадающие тёмно-синие одежды, какой-то блестящей дребеденью инкрустированные, волосёнки жиденькие неплохо так уложены, поблёскивают, и макияж демонически красивый. В руке – что-то вроде волшебной палочки. Ко всем подходит, опускает её на плечо и говорит: «Крибле, крабле, бумс!» Броско, сучка, броско.

– Уау, а это Сашка Карпов! Никак Спиди-гонщик?

Красно-белый комбинезон, шлем в звёздах, а сзади надпись эффектная «Mother Fucker». Пьяненький, и вроде как вполне. Пошатывается, смеётся, и сквозь смех выкрикивает:

– Матушка была довольна!

Перепадёт. От девчонок ему сегодня точно перепадёт. Нужный образ нашел.

Почти сразу вслед за ним Серёга Лапин заявился. В чёрном трико, тёмной накидке и с черепушкой в руке.

– Бедный Йорик! – всхлипывает. – На кого ты меня оставил?

Этот, как его… Ну, у одного писателя из Англии персонаж такой. Гамлет, точно! Прогнило что-то в датском королевстве, о-хо-хо. А ещё, когда про Йорика вякать надоедает, достаёт из-за пояса сабельку – ладно что настоящую не додумался притащить, а то бы мог, у него отец распальцованный – и заявляет:

– Я насажу вас всех на свою пику!

Как-то агрессивно, сказать по правде. Да и девчонки к нему по жизни прохладно относятся. Так что не знай, не знай насчёт его шансов. Если только перепьёт какая.

– Зырьте, зырьте!

Марина Костомарова ещё больше жару дала. Под Диту фон Тиз закосила. От ступней до подбородка – кожей обтянута, только жопа голой осталась. Пацаны тут же её по ягодицам приглаживать взялись. Марина не возражает.

Но не они отожгли по-чёрному, не они. Кто бы только знал, что именно эта сегодня всех ярче выступит. Не в жизнь не догадаетесь! Машка Боголюбова, придурошная.

Нацепила на себя чёрный картонный короб, верхняя грань полукругом, только для рук и головы отверстия. Только короб – и всё. Даже на ногах ничего не надето, босая. А на коробе впереди белой краской намалёвано: R.I.P. Покойся в мире.

Ну, в зале-то не дураки, поняли, что она надгробный камень изображает. Правда, не все. Эльвира Воропаева, которая как самая мелкая просто в белое и кружевное оделась, отчего всем сразу стало ясно, что она в образе Дюймовочки, подошла и не постеснялась спросить: