Эдуард Снежин - Оторва

- Лучше я поцелую тебя в щёчку.

Она перегнулась через боковинку соседнего кресла и азартно чмокнула меня. Я схватил её запястье и приложился к нежной загорелой коже тыльной части ладони.

- И где ты только загораешь зимой?

- Нигде. Это с лета. Видел бы меня в августе – как негритянка.

Лариса явилась ко мне в больницу. Но раньше посетил меня Фаукат и сообщил, что видел мою подругу, входящей в свой дом с начальником отдела.

«Конечно, пришли не чаи гонять»! - усмехнулся я про себя.

Я сделал вид, что лежачий больной и наврал что-то про операцию. Она повздыхала и ушла.

Наконец, я настроил в отделении радиосвязь и выписался.

Дана попросила у меня телефон, её выписывали завтра.

- Зачем тебе?

- А я у всех беру, люблю болтать по телефону.

Через день, в субботу утром телефон зазвонил.

- Я приду к тебе? – спросила Дана.

- Что делать нечего?

- Нет у меня серьёзный повод.

- Какой?

- Приду – скажу.

- Ну, приходи, – и я сказал адрес.

- Да знаю я твой адрес на бойком месте!

- Откуда?

- Общие знакомые сказали.

В это утро солнце в моей квартире, без окон на восток, взошло раньше – в проёме двери появилась ослепительная Данина улыбка. В руках у солнышка была бутылка с шампанским.

- В честь чего?

- У меня день рождения!

- И в такой день ко мне?

- К тебе.

- Чем заслужил? У тебя же куча молодых друзей.

- А! мне с ними неинтересно.

- А со мной?

- С тобой интересно – ты много знаешь.

- Ну, ладно, только я даже цветами не запасся, не знал.

Я достал из серванта неизменный коньяк, на этот раз это был светлый молдавский «Белый аист» и коробку шоколадных конфет, которую вручил Дане.

- Поздравляю!

- Ого, ассорти!

Она тут же открыла коробку на пробу.

- Ну, закусывать есть чем!

Я начал отмыкать шампанское; рука, вдруг, сорвалась, пробка выстрелила в потолок, напиток зашипел бурным потоком и окатил Дану, она вскрикнула, а в фужеры я разлил остатки.

Мокрая, с головы до ног, богиня заливисто смеялась и взъерошивала волосы; я, вначале, проклинавший себя за неловкость, рассмеялся тоже.

Мы быстро схватили с Даной шипящие через верх бокалы и, стоя, присосались к ним ртом – я только успел вскрикнуть:

- С днём рожденья!

Дана, отпив бокал наполовину, сказала:

- Меня всегда целуют, когда поздравляют.

Я скромно поцеловал её в цветущую щёчку.

- Ты только так умеешь?

Не в силах противостоять провокации девушки, я взял её за мокрые плечи обеими руками и впился в призывно полуоткрытый бутончик губ. Она обхватила меня за шею и ответила прожигающим насквозь поцелуем.

- Ты думаешь, что делаешь со мной? – задрожал я.

Дана сбросила платье:

- Б-р-р, мокрое! - и заявила:

- Хочу коньяка!

А я смотрел на топорщившиеся кверху обнажённые грудки, выделявшиеся белыми шариками на загорелом теле, на стройные ножки в серых тёплых колготках в рифлёную полоску, и … проклинал судьбу, что она свела меня опять с нимфеткой.

Мы выпили с ней по рюмке, она села ко мне на колени боком, и я обеими руками сжал её округлые бёдра, о чём безнадёжно только мечтал в больнице.

Дана соскочила с колен и вновь появилась на них, теперь оседлав мои ноги. Я наклонился и поцеловал обе её коленки сквозь колготки, правильные округлые женские коленки всегда возбуждают меня.

Дана в ответ расстегнула замок на моих джинсах и, наклонившись, припала губами к моему восставшему органу. С закрытыми от умопомрачения глазами я снял, на ощупь, с неё колготки и еле оторвал её голову от предмета, более сладкого для неё, чем шоколад.

Потом натянул на себя, взявшись за бёдра, девичью промежность.

Дана тоже закрыла глаза и застонала.

Через несколько, протыкающих её насквозь кинжальных фрикций – я чувствовал свой член пальцами в её заднем проходе, она вдруг резко сорвалась с качающего поршня и сказала:

- Одень презерватив, у меня есть в сумочке!

- Одень сама, – попросил я.

Дана, стоя на коленях на полу, с трудом натянула на разбухший пенис презерватив, прищемив пару раз нежную кожу органа.

Я поднял её с пола за талию и посадил на стол.

- Хочу насладиться видом твоего тела, пока стоит дублон, - это так сексуально.

- Только не спусти на пол! – засмеялась Дана и тут же спросила:

- Это ты придумал – дублон?

- А что?

- Нормально! Я знаю, дублон золотая монета, которая хорошо звенит. У тебя точно звенит! – и она ударила по моему органу кистью, как по гитарной струне.

Для девушки «дублон» был игрушкой, заменившей куклы из детства.