Маргрит Моор - Серое, белое, голубое

Жить бок о бок с женщиной-загадкой, которая, оставаясь всегда в отличном расположении духа, расчесывает волосы и убирается в доме… Когда он возвращается домой, она хочет узнать все подробности о сделках на АО «Ноорт», а чуть позже за столом, за бокалом вина, она болтает, не остановишь, о том, как прошел день у нее: купила туфли, переводила статью по аэродинамике, плакала, потрясенная сообщением из газеты в рубрике «Зарубежные новости». Постепенно ситуация становится невыносимой. Своим молчанием она испытывает его терпение. Оно сводит его с ума, заставляет беситься от злости. Он все больше убеждается в том, что, если не сумеет разрушить это молчание, если ему не удастся восстановить эти два исчезнувших года, проникнуть в их тайну и найти им место в своей картине мира, жизнь ему будет не в жизнь.

Ее отстраненность… холодность… эту возмутительную наглость не прошибешь!..

В 1972 году, где-то под Рождество, она впервые узнала о новом методе лечения, Габи тогда исполнилось девять лет. Результаты были ошеломляющие. Дети, которые до этого никогда не смотрели своим матерям в глаза, улыбались им, ощупывали их губы, подражали их гримасам.

Вскоре она уже сидела в приемной у врача вместе с Габи, который шипел и размахивал руками. За окном шел снег, а здесь, внутри, росли тропические растения. Ее учащенный пульс стал приходить в норму по мере того, как она слушала объяснение женщины-психолога, изучившей этот метод лечения в Америке. Считается, что ребенок, которому в первые после родов часы мать не посмотрела в глаза — не думайте, что новорожденные слепы, — и не погладила, очень спокойно и нежно, по грудке, животику, голове и спинке, — такой малыш чувствует себя отверженным себе подобными существами и возвращается в мир неодушевленных предметов.

К лечению приступили на той же неделе: Нелли обнимает, очень крепко, свое дитя. Она лежит на матраце в полутемной комнате, сняв туфли, в расстегнутой блузке, и с силой тянет мальчика к себе, он упирается. Почти голый, в одних трусах, он изгибает спину, вытягивает ноги, выкручивается, принимая самые невероятные позы. Она не сдается. Неважно, откуда это берется — она слышит скрежет зубов, видит испуганное выражение на детском лице: ах! ему страшно! — она снова применяет силу. Чтобы справиться с его окрепшим телом, она заводит ему руки за спину, выворачивает их так, что ему больно. Ей жалко его, ее любовь не убавилась ни на гран, но агрессия, присущая ей страсть к подавлению, почуяла запах матраца, замкнутого пространства, страха и безошибочно узнала поле своего сражения.

Ей посоветовали не отступать. Держитесь, пока ваш ребенок не сдастся, не начнет ластиться к вам, не посмотрит впервые в жизни вам в глаза, вам нельзя отступать. Нелли слушала и кивала в знак согласия. Теория о холодных женщинах, потерпевших фиаско в материнстве, оглушила ее. Дети такие ранимые! Не болтайте с посторонними во время кормления, ребенка пугает ваш одноглазый профиль, не смотрите также телевизор, только все ваше лицо целиком, с двумя глазами кажется ребенку защитой. Что еще оставалось Нелли, как только молча кивать и пытаться спасти то, что еще можно было спасти?

— Метод навязанной ласки не более жесток, чем спасение ребенка из-под колес автомобиля.

Нелли смотрела на женщину-психолога, лицо которой было спокойно, как гладь пруда в безветренную погоду. Она сглотнула слюну, покрутила свои кольца на пальцах и согласилась с ее предложением силой доказывать сыну, что его окружает теплый и нежный мир, полный материнской ласки.

Все это продолжалось час или полтора, ее одежда прилипала к телу, Габи тоже страшно потел. Сдался ли он? Иногда ей удавалось высвободить одну руку, это было важно, теперь она могла, откинув его голову назад, гладить его по волосам, шептать ему, какой он хороший, как все его любят. Неистовство продолжалось. Исход борьбы оставался неясен. Каждые три дня их снова ждали на приеме у специалиста. Однажды, когда она с отработанной сноровкой прижимала его лицо к своей шее, она почувствовала, что мышцы его плеч размякли. Дыхание стало легким, как у птички. Она отпустила его, и он покорно прижался к ней, потом перевернулся на бок. Полная радостных надежа, она, приобняв, склонилась над ним. И чуть не закричала. Его лицо, окаменевшее, с закрытыми глазами, напоминало ей своим выражением маленькую египетскую мумию. Это длилось всего одну секунду. Она и глазом не успела моргнуть, как он уже принял хорошо знакомую ей позу: пальцы переплетены, колени подтянуты к животу. Рот раскрылся. Он спал.