Анна Климова - И сердца боль

Не потому ли примчался он сюда, в незнакомый чужой город, за крылатой химерой, которую сам же нарисовал в своем воображении, только для того, чтобы приглушить эту боль одиночества.

Химеры, химеры…

Сколько сил, сколько мучительных размышлений, сколько надежд, сколько бессонных ночей — и все ради чего? Ради возможности увидеть еще раз девушку, которую знал, от силы, полчаса! Полчаса!

…Майский дождь, дрожащие девичьи плечи, дурманящий запах ее волос, огромные глаза за круглыми немодными очками, эхо в подъезде — разве это химеры, плод его воображения?

Андрей поставил сумку на край скамейки и лег, положив на нее голову.

По звездному небу медленно плыли легкие облака. Грозовой фронт ушел на восток. Легкий ветерок срывал с кустов капли влаги и бросал их на лицо Андрея. Он тихо лежал в темноте в ожидании своей судьбы…

Семь лет прошло, а он помнил тот свой первый вечер в Минске так, словно это было вчера. Сейчас электричка несла его к другому человеку, тоже являвшемуся частью его жизни. И этот человек покидал его. Покидал навсегда. Телеграмма это ясно давала понять.

Химеры, химеры…

На протяжении всей нашей жизни они питают наше воображение, наши чаяния и надежды. Вначале мы верим в свое бессмертие, потом в то, что нам по плечу горы свернуть.

Мы живем и думаем, что наши близкие всегда будут с нами, всегда рядом.

Химеры!

Наступает момент, когда они покидают нас и жизнь предстает в самом своем откровенном и безрадостном обличии. И мы замираем от ужаса, призывая на помощь неосязаемые божественные силы.

Химеры!

Но мы продолжаем следовать за ними, как слепой за поводырем. И не будь их, человек не изобрел бы колесо, египтяне и греки не создали бы свою культуру, Колумб не открыл бы Америку…

Мир обязан своим прогрессом именно химерам, мечтам, к которым так упорно через все препятствия стремится человек.

Тогда, семь лет назад, Андрей погнался за своей химерой и не пожалел об этом ни разу, ибо открыл для себя нечто такое, о чем многие только мечтают. Он не сдался, когда столкнулся с яростным сопротивлением матери и знакомых. Он приблизился к разгадке тайны, бросив вызов всему свету, сломив сопротивление собственных взглядов на жизнь — во многом пошлых и искаженных. И одно только это компенсировало все его метания и мучительные размышления о смысле жизни.

Он погнался за своей мимолетной химерой со всей страстью молодости, не зная, что ждет его при встрече, но интуитивно чувствуя, как она важна для него.

Проснулся он от того, что кто-то осторожно дергал его за рукав куртки. Андрей открыл глаза, не совсем понимая, где находится. Влажная теплая ночь убаюкала, лишила сил, окутала сознание дремотой.

Он осмотрелся. Скамейка, темные кусты, свет из дверей общежития и девушка, склонившаяся над ним…

— Вам плохо?

За секунду до того, как она задала этот вопрос, Андрей понял — она! И жаркая волна охватила сердце, и язык прилип к нёбу, и мысли разлетелись, как стая потревоженных птиц. Другая бы мимо прошла, хмыкнув брезгливо-презрительно: разлегся тут, алкаш чертов! И голос, полный тревоги… Она поправила спадающую прядь, все еще склоненная, все еще ждущая ответа.

Андрей вдруг поймал себя на том, что глупо и широко улыбается.

— Вам плохо? — снова спросила она.

Андрей помотал головой.

— Ну тогда поднимайтесь. Сыро же! И дождь может в любую минуту пойти. Слышите?

— Слышу, — прохрипел он.

— Вы кого-то ждете?

— Жду.

— Уже очень поздно. Тот, кого вы ждете, наверняка отложил встречу с вами до утра. Мой вам совет — езжайте домой.

И она направилась к дверям. «Останови ее! — завопил кто-то в его мозгу. — Зачем же ты несся сюда сломя голову, если теперь сидишь болван болваном и смотришь, как она уходит?»

Но он чувствовал, что если попытается сейчас остановить девушку, то она может подумать Бог знает что. Еще хуже, если испугается. Он бы никогда себе этого не простил.

Андрей схватился руками за голову и застонал.

Столько ждать, столько мучиться, чтобы вот так позволить ей уйти! Что теперь? Идти за ней? Или ждать утра?

— Так, так, так. Кого ждем, гражданин?

Андрей поднял голову и увидел двух человек в форме…

Оля устало вошла в общежитие с одной мыслью — упасть в кровать. Она миновала конторку, за которой клевал носом Сашка, ступила на лестницу. Лифты не работали, и она это хорошо знала.

Четвертый этаж! Голгофа! Эверест!