Лора Флоранд - Француженки не заедают слезы шоколадом

Как ему это удается?

За столом он мимолетно поцеловал ее в губы, пока выдвигал для нее стул.

– Я должен пойти сказать bonsoir [126]поварам. Не возражаешь?

Сара, конечно, покачала головой, хотя его вопрос немного задел ее. Она не настолько хороша, чтобы знакомить ее с поварами? Даже как подруга Патрика? Но она напомнила себе, что нельзя быть беззащитной идиоткой, и стала спокойно ждать, рассматривая гостей и сверкающий огнями город. Полуночный вид был невероятен. Будто внизу расстилался бархатно-синий ковер, и Сара могла свернуться на нем клубочком, заснуть и видеть во сне ночной Париж. А под утро, медленно паря, этот ковер-самолет мягко опустит ее на землю.

– Соскучилась по мне?

Она повернулась на голос, и Патрик опять поцеловал ее. Он отсутствовал довольно долго. Наверное, его уговаривали работать здесь, а он сопротивлялся. Пальцы его были перемазаны шоколадом.

– Стащил кусочек?

Он молча пожал плечами и сел.

– Надеюсь, Сара, ты не будешь возражать, что я сам сделал для тебя десерт. Этот десерт заставил меня думать о тебе.

У него опять появилась улыбка серфингиста-аристократа, и его пальцы начали лениво поигрывать вилкой, когда подали десерт.

Блестящее испеченное шоколадное основание, покрытое прекрасной смесью шоколада с какао-маслом, чтобы глянец не пропал при подаче на стол. И над ним – сердечки. Фантастическая башня из сердечек. Одни – шоколадные, совершенно непрозрачные, другие – карамельные, в которых ее лицо отражалось, как в зеркале. Они поднимались сьюзианской [127]фантасмагорией, и было невозможно понять, какое из них настоящее. Официант очень осторожно поставил сюрреалистическую, причудливую конструкцию перед ней, затем чуть-чуть повернул. Там, за броней двух шоколадных сердец, в крошечном промежутке, который был виден только Саре, лежало изящное сердце, выдутое из карамели. Сердце из совершенно прозрачной, хрупкой карамели, драгоценность, украшенная розовыми полосами. Размер был точно таким, чтобы оно могло поместиться в ее руке. Через розовое карамельное стекло были видны золотые рукописные слова.

Je t’aime.

Впечатление было слишком сильным. Она, наверное, больше никогда не сможет дышать. Ее сердце было не в состоянии биться в ее теле – только в ладони Патрика.

– Ну, оказывается, Люк иногда прав. Действительно, то, что мы делаем, и есть лучший способ открыть другим свое сердце, – смущенно сказал Патрик.

И покраснел. Значит, на прошлой неделе он так часто выгонял ее из кухонь, чтобы добиться совершенства? Мужчина, который «ненавидел все это сердечное дерьмо»?! Сколько услуг он оказал кондитерам, которые работают здесь? Вчера, пока она покупала туфли и пояс с подвязками, как подарок для одной из фантазий Патрика, он, должно быть, приехал сюда, чтобы подготовить ингредиенты.

И он сделал это.

Патрик кашлянул:

– Я подумал, что если я, стоя на коленях, предложу тебе руку и сердце на самом верху Эйфелевой башни, то это будет банальным клише. На несколько минут я засомневался, но…

Он пожал плечами. Ну конечно. Будто то, что он предлагал взамен, было просто другим, беззаботно выбранным равноценным вариантом.

Глаза Сары наполнились слезами.

Патрик потер затылок:

– Я просмотрел много стихов, которые мог бы использовать, но подумал, что эти слова будут значить для тебя больше, чем что-либо еще.

– Патрик. – Слезы потекли по ее щекам. – Патрик.

Ее рука рванулась к глазам.

Он поймал ее.

– Все в порядке, Сара, – мягко сказал он. – Я не знаю твою маму, но уверен, она бы обрадовалась тому, что ее дочь плачет от счастья. – Он поднял свободную руку и вытер слезы. – Это совсем другое. Тебе повезло родиться в другом мире, и твоя боль имеет значение, как и твои радости, и ты можешь иногда плакать, когда я рядом.

Она покачала головой, пытаясь улыбнуться ему. Но ее взгляд упал на слова Je t’aime, написанные его уверенным изящным почерком на прозрачном хрупком сердце, и она опять разрыдалась.

«Я люблю тебя», – одними губами сказал он, прижимая ее руки к своему лицу, чтобы скрыть от всего мира ту форму, которую принимали его губы. Спрятать от тех демонов, которые могли украсть у него то, что ему дорого. Он поцеловал ее ладони, опустил руки на стол, держа их так, чтобы она не могла бороться со своими слезами, и нежно провел большим пальцем по ее пальцу так же, как время от времени стирал слезы с ее лица другой рукой.