Настя в отчаянии опустилась на холодную жесть. Ей вдруг стало ужасно страшно. Ей показалось, что если она будет стоять, то поднявшийся ветер точно сдует ее на землю.
«Но я же никогда не боялась высоты, — уговаривала она себя, — я же проделала этот путь в одну сторону, значит, смогу спокойно вернуться назад».
Со вздохом Настя поднялась и огляделась. Кругом было так темно, что она потеряла ориентацию. Осторожно Настя двинулась вперед. Она прошла метров двадцать и в ужасе отпрянула. Крыша обрывалась. Так куда же делся Сережа? Не улетел же? Настя легла на живот и посмотрела вниз. Там, на расстоянии метра от нее виднелась крыша другого дома. Значит, Сережа ушел этим путем. Но за ним Настя не пойдет. Еще неизвестно, где тут спуск вниз.
Настя развернулась и пошла назад, очень скоро она обнаружила знакомый конек крыши и облегченно вздохнула. Но потом ее облегчение сменилось новым приступом страха. Как она пойдет по нему одна?
«А вдруг этот безумец подкарауливает меня в темноте, — мелькнула у Насти совершенно сумасшедшая мысль, — чтобы сбросить вниз? Ведь никому не известно, с кем и куда я пошла. Более того, никто даже не знает, кто я такая! Меня просто-напросто не опознают! Все, спокойно! — приказала она себе. — Только без паники!»
Настя стиснула зубы и, стараясь усилием воли унять противную дрожь в руках и ногах, полезла вниз. Она благополучно добралась до конька крыши и двинулась по нему вперед. Теперь Настя могла только радоваться тому, что ее никто не видит, потому что она позорно ползла, чуть ли не прижавшись к крыше всем телом. Она ободрала ладони и, кажется, порвала брюки, зато такой способ передвижения был не слишком страшным. Несколько мгновений Настя размышляла, не выкинуть ли ей неудобные туфли, чтобы ползти было еще легче, но потом решила, что до такой степени малодушия она не дойдет. Она ползла, держа туфли за ремешки в левой руке и проклинала тот день, когда потратила на них двести долларов.
«Все, теперь всегда буду на всякий случай ходить в кроссовках», — решила Настя и увидела оконце чердака.
Только спрыгнув в его пыльное нутро, Настя поняла, что еще не раз увидит этот ужасный спуск в ночных кошмарах. Насте показалось, что она плутала по чердаку целую вечность. Она несколько раз падала, один раз пребольно стукнулась головой о какую-то балку, пару раз проваливалась по колено в мягкую и мерзкую на ощупь рухлядь. Настя уже готова была остаться тут до утра, как вдруг увидела слабый золотой лучик. Это был выход на лестницу. Настя не удержалась и всхлипнула. Плача и размазывая по лицу чердачную пыль, Настя спустилась на улицу.
Таксист, который вез Настю домой, скорее всего принял ее за труженицу ночи, которой достались сегодня не слишком вежливые клиенты.
«Нет, ну какая сволочь! — думала Настя. — Кто бы мог подумать, читал стихи, играл на трубе, катал на велосипеде, — она опять готова была расплакаться, — и вдруг… Да ты сама виновата, — вдруг зло сказала Настя себе, — развлечься, видите ли, ей захотелось, она устала. От чего, спрашивается, устала? От работы, на которую сама рвалась как ненормальная, от любимого, который перестал вдруг быть радостным и веселым?
А Сережа вел себя совершенно нормально, — немного успокоившись, подумала Настя, — на его месте так поступил бы любой. Ведь я, как говорится, сама дала ему повод, а потом поступила как самая настоящая динамистка. Самое смешное, что он мне даже нравится», — подумала Настя и поняла, что совсем запуталась.
Она вдруг ясно увидела, что уже давно за ней тянется цепь обманов, и почувствовала себя самой настоящей предательницей. Машина довезла ее до самого дома, но Настя поняла, что не может зайти в квартиру Дмитрия, пока не разберется в том, что же все-таки с ней происходит. И Настя начала в темноте бродить вокруг дома. Наверное, со стороны она выглядела путницей, которую заколдовал злой волшебник, и она заблудилась в двух шагах от цели своего пути.
Сережа действительно очень нравился Насте. В конечном счете, ей даже понравилось, как он с ней сегодня поступил. Она умудрилась разглядеть в его действиях проявление внутренней силы и нетрадиционного мышления. А еще ее пленяло в нем легкое отношение к жизни, его независимость и экстравагантность.
«В конце концов, у меня ведь никогда не было юноши моего возраста, — с запоздалой обидой подумала она, — мне всегда казалось, что со своими ровесниками я говорю на разных языках. А с Сережей мы чем-то похожи и могли бы прекрасно понимать друг друга. И любим мы почти одно и то же, и, кажется, даже чувствуем одинаково.
Читать дальше