Тони Парсонс - Семья

— Ты имеешь в виду, что она будет слишком мала?

Двадцать девять недель. И сканирование показало, что Поппи абсолютно соответствует этому сроку беременности. Акушерка в больнице сказала, что Поппи сейчас весит чуть меньше килограмма. Надо же: маленькая человеческая жизнь — а весит меньше пакета с молоком. Моя маленькая доченька, думала Меган.

— Да, я именно это имею в виду.

Меган пыталась говорить бодрым голосом. Она не стала рассказывать сестрам об истинном смысле эклампсии, от которой в старые добрые времена часто умирали и мать, и ребенок. По-другому это называется заражением крови. Фактически это тяжелая судорожная форма токсикоза, когда кровь отравляется настолько, что во время родов начинаются конвульсии, плацента разрывается, и оба — и мать, и плод, — умирают от потери крови в течение пятнадцати минут. В наши дни такое случается, конечно, редко, потому что врачи делают все возможное, чтобы токсикоз не зашел слишком далеко. Но все равно, такой вероятности нельзя исключать. Несмотря на современные технологии, жестокие законы жизни и смерти действуют и сегодня.

Но об этом Меган не стала рассказывать своим сестрам. Один из неписаных законов ее профессии гласил, что пациентам нельзя рассказывать всего.

— Я звонила отцу, — сообщила Кэт. — Он тоже очень волнуется.

— О, Кэт! — Меган внезапно снова превратилась в младшую сестру. — Зря ты его вмешиваешь в эти дела. С нами все в порядке.

— Тогда я позвоню ему снова и скажу, что с вами все в порядке.

Их отец находился сейчас в Лос-Анджелесе, куда его вызвали для нескольких кинопроб. Джек Джуэлл не снимался в кино с 1971 года, когда у него была небольшая роль в фильме «Не без брюк» («Удачный контраст со всеми этими надоевшими, несмешными телевизионными сериалами» — писал корреспондент из «Дейли Скетч»). Там он играл ужасного английского террориста. Но англичане никогда не жаловались на Голливуд за то, что там их выставляют в ложном свете.

Пока они дискутировали на тему, звонить отцу или нет, в дверь снова позвонили.

— Это, наверное, мама, — призналась Джессика.

От такого известия Кэт даже вздрогнула.

— Вот видишь, — попыталась оправдаться Джессика, — ты позвонила отцу, а я позвонила маме.

Оливия вошла в квартиру, распространяя вокруг себя аромат Шанель № 5 и Мальборо. В подарок она принесла с собой бутылку красного вина, как будто пришла на званый обед.

— Знаешь ли ты, что в коридоре лежит какой-то ужасный мужчина с косичками на голове? — спросила она Меган, подходя к кровати. — Это, наверное, какой-то бродяга. Может, нам вызвать полицию, чтобы они выставили его вон?

Потом она передала Джессике бутылку и поцеловала Меган в здоровую щеку.

— Ах, детка, что они с тобой сделали! — вздохнула она.

— Пожалуй, я схожу и куплю молока, — мигом собралась Кэт.

Но не успела она спуститься по шаткой лестнице, как Оливия позвала ее по имени. Кэт не обернулась и не стала останавливаться. Оливия, однако, оказалась для своего возраста очень проворной: на высоких каблуках она нагнала Кэт внизу и снова позвала. На этот раз Кэт обернулась и встретилась лицом к лицу с матерью.

По сравнению с тем, какой она ее помнила, Оливия выглядела постаревшей. Боевой раскрас на ее лице был сделан топорно. Сколько времени они не встречались? Пять лет? Точнее, со дня свадьбы Джессики. Но на свадьбе так легко друг друга избегать.

— Ты слишком спешишь, моя девочка, — сказала Оливия.

— Почему бы и нет?

— Разве я не имею права посмотреть на свою собственную дочь?

— Делай, что хочешь. Пусть Меган тебя принимает. А я не желаю сидеть и смотреть, как ты изображаешь из себя заботливую родительницу.

— Ты все еще не остыла. А, между прочим, в один прекрасный день ты сама скажешь мне спасибо. И ты, и твои сестры.

Кэт попыталась улыбнуться.

— С чего бы это?

— Ты просто понятия не имеешь, как другие женщины обращаются со своими дочерьми. — В голосе Оливии появился утрированный пролетарский акцент. Она напустилась на дочь с притворными придирками: — «Ты почему еще не беременна? Когда в конце концов ты станешь матерью? Почему я не вижу рядом с тобой маленьких деточек?» А я избавила вас от всего этого. Дала вам свободу спокойно вырасти.

— А, кроме свободы, ты нам ничего больше не дала?

— Я никогда не была этакой помешанной на внуках мамашей, — упрямо твердила Оливия.

— Нашла время говорить о внуках, когда Меган борется за жизнь своего ребенка.

Внезапно Оливия резко сменила пластинку. Ее накрашенные губы расплылись в ослепительной улыбке, голос стал мягким и вкрадчивым.