Тони Парсонс - Семья

Сигнализация предупредительно зажужжала, и Паоло с ключами в руках направился к двери. Но потом остановился. Он услышал посторонний шум, который доносился из офиса Майкла.

Паоло быстро отключил сигнализацию, и жужжание прекратилось. Теперь он явственно услышал приглушенные голоса. Окинул взглядом салон. Сколько стоят эти экспонаты? Здесь по соседству есть ремонтная мастерская, работники которой охотно вытаскивают ножи и дерутся между собой из-за горсти карманных денег, а местные пенсионеры доходят до членовредительства при виде потерянного кем-то кошелька, в котором можно обнаружить разве что мелочь на кошачью еду. Аренда помещений в округе дешевая, и под стать ей цена человеческой жизни.

Рядом со столом секретарши стоял ящик с инструментами. Как можно тише Паоло открыл этот ящик и вытащил из него гаечный ключ. Руки у него дрожали. Сдерживая дыхание и сжимая в руках гаечный ключ, словно биту, он прокрался к офису Майкла, а затем с жуткими криками (скорее, от страха, чем от храбрости) рывком распахнул дверь и включил свет.

На столе на четвереньках стояла Джинджер, блузка которой была задрана почти до шеи, а брюки спущены до колен. А за ней стоял тот, кто должен был сейчас находиться у себя дома, в кругу семьи, — его брат Майкл собственной персоной.

Джинджер побила олимпийский рекорд по скорости, с которой она надела одежду и выбежала из офиса. Когда братья остались вдвоем, Паоло изо всех сил хлестнул Майкла по лицу. Он был совершенно вне себя от ярости и даже забыл, что раньше, во время юношеских драк, Майкл всегда его побеждал. Но сейчас он был настолько разъярен, что даже не думал о том, что брат может дать сдачи. На него нахлынула слепая ярость. У него возникло такое чувство, будто здесь, на его глазах, только что было унижено и подвергнуто оскорблению нечто самое ценное, что есть в жизни, или, вернее, то, что в ней есть бесценного.

— Идиот! — напустился он на Майкла. — Я тебе больше не верю! У тебя в жизни все так хорошо сложилось, а ты пустил все под откос!

Лицо Майкла искривилось в горькой усмешке. На небритой щеке выступил красный след от пощечины.

— Что ты знаешь о жизни? — сквозь зубы процедил он.

Паоло собрался было снова ударить его по щеке, но Майкл с легкостью парировал его удар.

— Что я знаю о жизни? — запальчиво переспросил Паоло, отбиваясь от брата. — То, что мы сейчас не дома у родителей, и тебе пора бы несколько остепениться! Ты ведь сам стал отцом!

— Ты просто не знаешь, до чего сильно они меняются. Я имею в виду женщин. После рождения ребенка они меняются кардинально. Ты этого еще не понимаешь.

Паоло не стал вникать в его аргументы. Майкл пытается все усложнить. А ведь дело было совсем не сложным.

— Разумеется, они меняются! — сказал он. — И ты перестаешь быть центром их вселенной. Так и должно быть в жизни.

— Тебе хорошо говорить! — Внезапно Майкл как будто разозлился. Он сжал кулаки и угрожающе двинулся на брата. — Бессонные ночи — день за днем, месяц за месяцем, — это еще полбеды, и с этим я могу смириться. И это перманентное состояние абсолютной измотанности — и с этим я могу смириться.

— Как великодушно с твоей стороны! — съязвил Паоло.

— Я даже могу пережить, что Наоко утратила интерес к сексу! — продолжал Майкл. — Или слишком устает, чтобы о нем думать. Или не чувствует ко мне влечения. Или что угодно в этом духе. Все это я могу перебороть и преодолеть.

— Майкл, — сказал Паоло более спокойным тоном. — У тебя прекрасный маленький ребенок. Хотя бы на некоторое время перестань думать о себе.

Когда братья были совсем молодыми, Паоло восхищался той легкостью, с какой Майкл относился к женщинам. Он восхищался тем, как женщины висли на нем гроздьями, как легко в него влюблялись и как он всегда выходил сухим из воды. Потом эта легкость куда-то исчезла. Паоло надеялся, что с появлением Наоко — столь не похожей на тех многочисленных блондинок, с которыми Майкл имел дело в Эссексе, — тот угомонится. Но, как оказалось, эти надежды тщетны.

— Когда у женщины появляется ребенок, — продолжал Майкл, тоже несколько успокоившись, — все меняется. Ты перестаешь для нее значить столько, сколько значил прежде. И в ее сердце ты занимаешь гораздо меньше места.

— Все равно у тебя замечательная семья, — не слушал никаких доводов Паоло. — Неужели ты хочешь ее разрушить? Ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы Хлоя росла без отца? Как все эти маленькие бедолаги, которых так много в округе?