Итсасо Мадарьяга - Одинокие сердца

— Что-то? Да в ней все было неправильным! — выпалила, стараясь не повышать при этом голоса, Одри.

— Не говори глупостей. Все не может быть неправильным.

— А что ты вообще называешь «неправильным»? Я докатилась черт знает до чего и теперь пытаюсь разобраться, что же у меня еще осталось. Вчера у меня была личная жизнь и замечательная работа, а сегодня уже нет ничего. Ни-че-го! Да уж, тут и в самом деле что-то неправильно!

— А что именно?

— Я сама какая-то неправильная… И вообще все неправильно… Господи, я ничего не понимаю…

— У тебя сейчас истерика девочки-подростка.

Одри бросила на мать сердитый взгляд.

— Не смотри на меня так. Ты не понимаешь, потому что не хочешь понять. Возможно, ты к этому просто еще не готова. Мне кажется, что тебе понадобится время.

— Время на что?

— На то, чтобы хоть немного разогнать черные тучи и позволить проскользнуть между ними солнечному лучику.

Виолетта была права: ее дочь еще не готова разобраться в том, что произошло в ее жизни. Одри пока не воспринимала того, что объясняла ей мать. Она замкнулась в своем мирке, спрятавшись за болью и гневом, и совершенно забыла о позитивных моментах, которые имели место в ее жизни. Ей нужно было полностью все разрушить и затем начать все заново, а это было равносильно возврату далеко назад. Одри попросту не видела появившуюся перед ней новую тропинку. Однако ей необходимо было так или иначе пережить этот трудный период, в котором главным ее врагом была она сама. Она сама и ее упорное стремление постоянно судить себя самым суровым образом. Одри всегда смотрела куда-то далеко-далеко вперед и не видела того, что находится рядом с ней. Самое худшее заключалось в том, что в словах матери она не видела никакого смысла. Пока не видела.

Одри полагала, что мать не услышала самого главного из того, что она ей сказала.

Проблемы между нею и Джоном начались тогда, когда она стала настаивать на том, что им пора подумать о ребенке. Одри намекнула на это, но Виолетта не обратила внимания на ее слова, а почему-то стала читать ей нотации о том, какими чаяниями, с ее точки зрения, живут современные молодые женщины. Это было все равно что слушать советы священника по поводу того, каким должен быть идеальный брак. А она, Одри, просто хотела родить ребенка. Ей было уже тридцать два года, и она так до сих пор и не вышла замуж. Время текло, словно быстрая река, которая уносит все с собой и не оставляет абсолютно ничего. Поэтому в момент слабости — слабости, которой за ней раньше не замечалось, — Одри не выдержала и сорвалась… И теперь она уже не была уверена, что хочет обсуждать свои проблемы с матерью — как хотела еще совсем недавно.

— Ты всегда была одержима идеей о том, что время течет очень быстро, и не понимаешь, что на самом деле времени хватает на все. Просто нужно определиться с приоритетами.

— Да я и так уже определилась. Мой приоритет номер один состоял в том, чтобы зачать ребенка от мужчины, которого я любила и который, как мне казалось, любил меня.

— Вы с Джоном, возможно, были друзьями, но вот хорошей супружеской пары из вас бы не получилось.

— Почему ты так решила? — удивленно спросила Одри.

— Потому, что Джон идет по жизни в выбранном им направлении, а ты никакого направления до сих пор не выбрала. Ты просто шла вслед за Джоном.

— Не понимаю, зачем ты мне это говоришь, — возмущенно проворчала Одри.

За показным гневом она пыталась спрятать слезы, которые снова навернулись ей на глаза. Одри только что услышала слова, которые, как ей показалось, она уже слышала раньше, хотя и была уверена, что ей их раньше никто не говорил. Выраженная этими словами мысль когда-то возникла у нее и заставила сделать резкий поворот в своей жизни. И она это знала. Да, она это знала.

Виолетта посмотрела на дочь со смешанным чувством, испытывая сострадание и осуждение.

— Нет, ты понимаешь зачем. Пришло время перестать прятаться от себя самой и всерьез задуматься над тем, что же тебе от жизни нужно. И если ты этого еще не знаешь, то, черт возьми, попытайся наконец выяснить!

Наступило напряженное молчание. Мать и дочь сидели друг напротив друга: одна с горьким привкусом во рту от всего того, что она только что сказала, а вторая — в растерянности, вызванной суровостью услышанных слов. И когда ее мать все это разузнала? У Одри словно раскрылся какой-то канал, и мать сумела узнать о ней все из каждого ее нервного окончания, из каждой вены, из каждого капилляра, из каждого волокна, из каждой клеточки. Одри почувствовала себя обнаженной и беззащитной. Это было равносильно ситуации, когда в браке преданный супруг самым последним из всех родственников и знакомых узнает о внебрачных связях своей второй половины.