Уильямс, повернувшись к автомобилю, что-то громко прокричал, призывая туземцев.
— Хорош, хорош, — теперь уже в голосе белого охотника чувствовалось настоящее удовлетворение.
Невесть откуда взявшиеся мухи облепили окровавленный лоб льва, ползали по шее, откуда все еще вытекала темная струйка и тут же терялась с сухих стеблях травы и комочках почвы, давно не знавшей дождя.
— Поздравляю, — сказал Уильямс. — Надо было сфотографироваться.
— Так положено, да? — Коули посмотрел на него и встретил недоумевающий взгляд. — Ладно, раз положено, будем фотографироваться.
Он подошел к автомобилю. Навстречу ему спешили туземцы, о чем-то возбужденно переговариваясь на ходу.
Джоан стояла у машины. Лицо ее было бледным. Коули взял ее за руку и улыбнулся.
— Вот мы и убили нашего первого льва. Главное, не показывать никому, что ты боишься.
Он залез в кузов, достал из рюкзака фотоаппарат. Потом они с Джоан не спеша направились к льву. Коули поставил жену, все еще недоверчиво косившуюся на поверженное страшилище, в двух ярдах от распростертого тела, отошел, навел резкость и щелкнул затвором. Он сделал несколько снимков Джоан, заставив ее даже прикоснуться рукой к телу льва.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал он. — Будем надеяться, что я поставил правильную выдержку.
— А как же вы? — Уильямс выглядел очень удивленным.
— Что — я?
— Вы не будете фотографироваться?
— Нет, — Коули простецки улыбнулся. — Я не нуждаюсь в накладных волосах.
— Что?! — теперь уже Уильямс решительно ничего не понимал.
— Я сказал, что не нуждаюсь в накладных волосах, — он подмигнул белому охотнику. — Ведь этот парень был совсем безоружным.
— Бросьте валять дурака! — теперь уже Уильямс, похоже, разозлился. — Это была игра по правилам, это была честная охота.
«Можешь считать меня позером, если это способно потешить твое самолюбие. Но уж трусом ты не сможешь меня считать».
А вслух Коули сказал:
— Теперь, наверное, надо снять с него шкуру?
— Конечно, — тон Уильямса был почти что обиженным. Он что — то крикнул туземцам, и те завозились со львом, надрезая ему шкуру на лапах, переворачивая его на спину, удивительно ловко, словно с домашнего животного, сдирая с него шкуру. Вся операция заняла, наверное, не более двадцати минут. Освежеванный лев напоминал Коули кролика в мясной лавке: те же белые нити сухожилии те же светло-розовые гладкие мышцы. Он, конечно, выглядел чудовищно, но не был страшен.
Потом туземцы столь же споро скатали шкуру и отнесли ее в автомобиль.
Когда они вернулись в лагерь, Коули сказал Уильямсу:
— Послушайте, мистер Уильямс, я думаю, что сегодня надо дать свежевальщикам два фунта.
— Дело ваше, — пожал плечами белый охотник.
— Но ведь их можно испортить, если слишком баловать, — Коули хитро прищурился. — Вам же с ними впредь работать, не мне.
— Да перестаньте вы ерунду болтать, — проворчал Уильямс. — Чем вы недовольны?
— Я — недоволен? — Коули в упор посмотрел на него. — Я даже очень доволен. Всем доволен. У нас ведь есть шампанское? И виски? Такое дело нельзя не отметить.
Бутылка шампанского была выставлена боем на складной стол, виски тоже. Коули откупорил бутылку с хлопком, но так, чтобы пена не брызнула. Он разлил в стаканы — сначала Джоан, потом Уильямсу и, наконец, себе. Они чокнулись, и Коули ждал, пока кто-нибудь скажет.
— За вашего льва, — сказал Уильямс. Тон его был нейтральным.
Они выпили.
— Перестаньте дуться, мистер Уильямс, — сказал Коули, чувствуя, как у него уже начинает шуметь в голове — очевидно, сказывалось напряжение, которое сейчас спадало.
— Честное слово, — Уильямс наконец-то улыбнулся. — Я впервые встречаю такого странного и строптивого клиента. Никак не могу взять в толк, про какие это накладные волосы вы говорили.
— Старая история, — Коули улыбнулся в усы. — Один тип как-то сказал, что у меня на груди ненастоящие, накладные волосы.
— Но вы-то, надеюсь, отдубасили его, как следует? — лицо белого охотника было краснее, чем обычно.
— В том-то и дело, что нет. Я не мог до него добраться, и теперь вот уже который год срываю зло на других.
Уильямс расхохотался, а Джоан покачала головой.
Их обратный путь пролегал через Красное море. Тут было еще жарче, чем в тропиках Атлантики. Джоан чувствовала себя плохо. Однажды ее стошнило после обеда, после этого она не ела целый день.
— Старушка, ты заставляешь меня испытывать чувство вины, — обескураженно говорил Коули, сидя на ее кровати.
Читать дальше