Вадим Андреев - Встреча влюбленных

— Нам нельзя, господин, я не хочу потерять работу, — сказал он. — Если хозяин узнает, что я принял что-либо у чужого, мне несдобровать. Да вы не беспокойтесь, госпожа получит ваше письмо. Отец не запрещает ей читать эти письма, правда, перед этим их просматривает ее мать.

— Ах, вот как, — обескураженно вымолвил Джавед.

На такое расширение рядов своих читателей он совсем не рассчитывал. А что, если к госпоже Малик Амвар присоединится ее муж и парочка тетушек? Вот и пиши после этого девушкам любовные письма…

— Там ведь нет ничего, что неприлично читать молодой девушке, сэр? — спросил привратник, от которого не укрылось разочарование юноши.

— Там… Там стихи… — вымолвил Джавед, сам не зная, зачем рассказывает об этом постороннему человеку.

— Вот и отлично, — улыбнулся слуга, которому начал нравиться новый поклонник его госпожи. — Она будет очень довольна.

— Кто? Миссис Амвар? — угрюмо переспросил Джавед. — Сомневаюсь.

Он повернулся и медленно пошел прочь. Вся эта затея со стихами уже не казалась ему такой удачной. А ведь он так радовался, предвкушая, какое впечатление произведут на Фейруз его строчки. Ладно, будь что будет. В конце концов, может, и у ее матери есть слабость к стихам, а заодно и к поэтам?

По одному взгляду на дом, которым так гордился его хозяин — господин Малик Амвар, можно было определить, что построен он сравнительно недавно — для Лакхнау, конечно, где старина подлинная, седая привычное и повседневное явление. В иной европейской столице такое здание вполне могло бы считаться старым и потому заслуживающим особенного уважения. Здесь же знатоки морщили нос, называя примерную дату его постройки — середина прошлого века. Господин Малик Амвар мог бы, впрочем, вполне достоверно датировать строительство, но ни за что не стал бы этого делать, продолжая упорно настаивать на том, что дом его не моложе жилищ других знатных семей. Несмотря на то, что это могло вызвать только скептическую улыбку у всех, кто хоть немного знаком с историей города, открыто возражать хозяину никто не осмеливался, зная его заносчивый и высокомерный характер.

Архитектурный стиль дома определяли как «индийское рококо». Именно здесь, в Лакхнау, да еще в Аллахабаде достиг своего наивысшего расцвета этот поздний провинциальный вариант классического индо-персидского стиля, осложненный украшательством, заимствованным из Европы. В хаотическом смешении разнородных элементов были повинны прежде всего европейские зодчие, находившиеся на службе при дворе навабов. Одни из них предпочитали соединять местные представления о богатом доме с роскошью версальских строений, другим не давал покоя британский классицизм, третьи вдохновлялись европейской готикой.

Архитектор, которого выбрал предок нынешнего хозяина особняка, бредил итальянским Ренессансом, хотя и готика была ему не чужда. Над массивным первым этажом, украшенным строгими персидскими арками, громоздился барадари — павильон, воздушная балюстрада которого вызывала в памяти почтовые открытки с видами Рима. Ее украшали коринфские колонны и фантастические водостоки в виде голов драконов, словно на каком-нибудь пражском соборе. Дом выглядел на редкость причудливо, но в нем было очарование, и если бы хозяин мог вполне оценить его, то не сокрушался бы так о порочащей молодости своего жилища.

Для Фейруз же этот особняк был лучшим местом на свете. Она родилась в нем восемнадцать лет назад, провела здесь счастливые годы детства и любила свой огромный, полный просторных залов и крошечных чуланчиков, потайных лестниц, никуда не ведущих коридоров и ничего не поддерживающих колонн дом больше, чем самое стилистически безупречное строение на свете.

Убранство его вполне отвечало вкусу ее отца. Особняк был просто забит роскошными вещами: драпировками из драгоценных тканей, люстрами изумительной работы, старинными безделушками, резной мебелью из редких пород дерева, персидскими коврами и прочим.

Если бы девушка могла взглянуть на это свежим взглядом, то ей, конечно, бросилось бы в глаза, что вещей в доме слишком уж много и было бы лучше избавиться от большей их части ради создания более стройного впечатления от убранства комнат, соответствующего представлению о хорошем вкусе. Но она провела среди этих вещей всю жизнь, и почти не замечала их и того излишества, которое не понравилось бы новому человеку со строгими критериями красоты интерьера.