Вадим Андреев - Встреча влюбленных

— Бумага? — взревел, не в силах больше сдерживаться, Малик Амвар, пораженный невинным видом сына. — Это любовное письмо, написанное тобой, твоей рукой, мерзавец!

«Нет, это Радха, точно она, Радха из Дели, — содрогнулся внутренне Секандар. — Лайзе я писем не писал. А Радха, она может такое устроить, характер у нее отвратительный, надо прямо сказать…»

— Но, папа, — начал он, стараясь, чтобы в голосе звучала самая неподдельная искренность. — Эта женщина, у нее с головой не все в порядке…

— Женщина? Да ты пишешь любовное письмо своей сестре! — прорычал отец.

— Кому? — переспросил Секандар, чувствуя, как у него начинают дрожать колени.

Он схватил листок и прочитал первую строчку:

— Откуда у тебя эти стихи? — повернулся Секандар к сестре.

— Письмо принесли, и там… — начала было Фейруз, но отец перебил ее оглушительным криком:

— Ты еще вопросы будешь задавать, презренный! Как ты осмелился…

Но тут случилось неожиданное. Его сын, которого обычно бросало в дрожь от одного строгого взгляда отца, стал смеяться — сначала тихонько, а потом все громче и громче.

— Так вы решили, что это я… Фейруз… — всхлипывая, бормотал он. — Ну и ну!

Семья с испугом смотрела на него, начиная подозревать самое худшее — не иначе, как их Секандар тяжело болен. Даже отец опустил свою палку и шумно дышал, не сводя с сына обеспокоенных глаз. Но тот вдруг перестал смеяться и, внезапно помрачнев, бросился к выходу.

— Убью, убью подлеца! — крикнул он на ходу. — Ухаживать за моей сестрой? Ну, он у меня увидит!

Остальные молча смотрели ему вслед, не в силах пошевелиться. Первым вышел из оцепенения отец.

— Вот что значит бросить родной дом и странствовать по свету! А все ты, жена, все твое воспитание! — горько сказал он и опустился в кресло.

Мать тихо заплакала, прижав к глазам край покрывала.

Джавед не спешил вернуться домой после завершения своего предприятия с письмом. На душе у него было тоскливо. Теперь он с недоумением вспоминал свое утреннее оживление и радужные надежды на чудодейственную силу стихов. «Как глупы могут быть влюбленные, — думал он, оценивая свое поведение. — Ведь одно предположение, что воспитанной в строгости девушке позволяют читать все приходящие на ее имя письма, нелепо. Это только я, поглощенный своим рифмоплетством, совершенно не занимаюсь почтой, которую приносят в наш дом. Надо бы спросить у привратника, сколько писем приходит Мариам. Уж она-то читает все подряд, можно не сомневаться. Может, все-таки выписать из Пенджаба тетушку Зейнаб, пусть бы присматривала за своей племянницей, которую я так разбаловал. Неважно, что Мариам устроит скандал. Она стала чересчур самостоятельна, а некоторое ограничение свободы пошло бы ее характеру только на пользу».

Предаваясь невеселым размышлениям, Джавед бродил по пыльным улочкам города, пока ноги сами не привели его к любимому месту — туда, где в синем небе сверкал позолоченный купол Малой Имамбары. Юноша по привычке поднялся на ажурный мостик, перекинутый через неглубокий бассейн перед главным зданием. Он часто стоял здесь подолгу, любуясь солнечными бликами на куполе, пышным убранством японских клумб, изящной легкостью арок и разноцветной лепниной фасада Имамбары, построенной сто пятьдесят лет назад. Преимуществом мостика было то, что отсюда совсем не видна уродливая мечеть, чья-то заранее обреченная на провал попытка воспроизвести здесь, в Лакхнау, благородную гармоничность великолепного Тадж-Махала. Джаведу нравилось, что есть точка, с которой мир кажется полным одной только красотой, ничем не омраченной, не нарушенной безобразным соседством, не обессмысленной людской нищетой и болезнями, не перечеркнутой мыслями о смерти. Наоборот — здесь, откуда уже столько лет устремляются к Богу молитвы верующих, все кажется вечным, даже хрупкое человеческое существование, даже мысли… И это ощущение дает силы и желание творить, преображая мир своим талантом.

Здесь его мысли опять вернулись к тому, что отступило на задний план с тех пор, как он увидел Фейруз, — его незаконченной поэме. Он работал над ней давно, без конца возвращаясь к написанному и переделывая каждую строчку. Это была его первая большая работа, он вложил в нее все, что удалось накопить в душе за годы раздумий и поиска. Поэма называлась «Пруд прекрасного царя» и была посвящена величественной и трагичной легенде, сохранившейся в фольклоре народов Северной Индии.