Конечно, восстание черных рабов на Гаити, пожар в городке Ле-Кап, где пытался высадиться генерал Леклерк, смерть самого Леклерка от желтой лихорадки, а также война, вновь вспыхнувшая между Францией и Британией, - все это имело трагические последствия для Франции и французов.
Однако, судя по тому, что слышал Андре об обращении французских плантаторов со своими рабами, восстание было неизбежно, раньше или позже следовало ожидать, что рабы поднимут мятеж.
К тому же неграм повезло - во главе восставших встали два исключительно талантливых руководителя и военачальника - Жан-Жак Дессалин и Анри Кристоф.
Каким бы зверем, дикарем и садистом ни был Дессалин, он был в то же время храбрым, опытным и искусным воином. Кристоф, более мягкий по характеру и действовавший повинуясь скорее рассудку, чем темным инстинктам, старался защитить - и не без успеха - жизнь тех французов, которые по-человечески обращались с неграми, а также тех, - в основном это были священники и врачи, кто работал на острове, помогая как белым, так и черным.
Но несмотря на все это, девять десятых всех французов, живших на Гаити, насколько Андре было известно, погибли мученической смертью, и Дессалин все еще не мог успокоиться, пытая и убивая тех, кто каким-то чудом остался в живых.
Андре глубоко вздохнул.
"Ну что ж! Двум смертям не бывать, а одной не миновать! - сказал он сам себе. - Все равно стоит рискнуть! В крайнем случае кровь моя смешается с кровью сотен моих соотечественников, уже пролитой на Гаити".
Дверь каюты распахнулась, и появился Керк.
- Хорошие новости! - закричал он с порога. - Как я и думал, Жак Дежан уже ждал меня. Сейчас он поднимется на борт, и ты сможешь с ним познакомиться.
Человек, о котором говорил американец, уже входил в каюту. Андре бросил на него внимательный, испытующий взгляд, зная, как много зависит сейчас от него.
Кожа Жака Дежана была приятного золотистого оттенка, и если бы Андре увидел его в Англии, он подумал бы, что тот просто загорел на солнце. Черты его были вполне европейскими, и все же слишком курчавые волосы и темные, почти черные глаза выдавали его происхождение.
Одет он был весьма изысканно: костюм его не уступал костюму Керка или Андре своей элегантностью; пестрый муслиновый галстук был повязан очень изящно, а синий пиджак, который, возможно, показался бы слишком ярким взыскательному взгляду европейца, сидел на нем как влитой; возможно, ему не хватало некоторой легкой небрежности в туалете.
- Жак, - сказал Керк, - разреши представить тебе моего друга Андре. Он нуждается в твоей помощи, и я уже пообещал, что ты окажешь всяческую поддержку, сделаешь все, что в твоих силах, чтобы помочь ему.
- Любому из ваших друзей!.. - воскликнул мулат. - Вы же знаете, что я поклялся всю мою жизнь посвятить служению вам!
Его несколько экзальтированная манера говорить и цветистые обороты скрывали за собой искренние чувства, и, глядя на мулата, Андре подумал, что этому человеку можно доверять.
Тем не менее он вопросительно взглянул на своего друга-американца, словно бы ища подтверждения своему ощущению. Тот, как бы отвечая на его немой вопрос, сказал:
- Однажды в сильную бурю я спас Жаку жизнь. Он обещал в благодарность всегда оказывать мне любые услуги, помогать мне во всем; и не только мне, но и моим друзьям. Он всегда держит свое слово.
- Так оно и есть, - подтвердил Жак. - Итак, мосье, чем могу быть вам полезен?
Андре и Керк удивленно переглянулись. Такое обращение, как "мосье", явно указывало на то, что Жаку, хоть ему никто и не говорил об этом, известно, что он разговаривает с французом.
Керк подошел к двери каюты и проверил, достаточно ли плотно она закрыта. Потом повернулся к мулату:
- Неужели национальность моего друга так бросается в глаза?
- Я большой знаток человеческой психологии, - ответил Жак, - и уже само то, что он ожидает от меня помощи, но не вышел встретить меня на палубу, показалось мне подозрительным. Когда же я увидел его, все мои сомнения окончательно рассеялись - я понял, что он не американец.
Андре рассмеялся:
- Я собирался выдать себя за англичанина, во мне и правда наполовину течет кровь моих английских предков.
- Во мне тоже течет кровь белых людей, - возразил Жак, - однако белые никогда не желали иметь со мной никакого дела, за исключением тех случаев, когда я могу быть им полезен. - В голосе его не было слышно никакой горечи, он просто констатировал факт.
- Ладно, признаюсь, я действительно француз.
Читать дальше