Барбара Картленд - Заложница

- Полковник всегда отменяет все назначенные встречи, когда он нужен его светлости, - просто сказал мистер Грейстоун.

- Да, конечно, - согласилась Люсинда. - Мне трудно представить, что бы мы без него делали. Надеюсь, ему нравится бывать в опере.

Ирония судьбы: она только что вернулась от Хуаниты. Разве Люсинда могла предположить, что так скоро ей удастся увидеть спектакль с ее участием.

Интересно, почувствует ли Хуанита, что они находятся среди зрителей?

Мистер Грейстоун ушел, и Люсинде захотелось взглянуть на себя в зеркало.

Ей все еще трудно было привыкнуть к своему виду: волосы завиты и зачесаны высоко наверх, сверкающие бриллианты в ушах. Неужели эта белоснежная кожа принадлежит ей?

- И все-таки я осталась прежней, - пробормотала она. - Я - Люсинда, которую никто не любит и которая никому не нужна.

Ей показалось, что позади себя в зеркале она видит леди Деверо, ее глаза опушены темными ресницами, яркие губы слегка надуты.

- Неужели Себастьян действительно любит тебя? - обратилась Люсинда к призраку. - А ты-то его любишь? Или ты, как Хуанита, намереваешься вытащить из него все, что можно? Какова была бы твоя любовь, если бы он был беден, если бы он не был "persona nongrata" в Кларенсхаусе, если бы ему не завидовал весь Лондон?

Люсинда глубоко вздохнула.

Интересно, что сказал бы лорд Меридан, узнай он о ее разговоре с Хуанитой да Рива. Танцовщица оказалась настолько глупой, что всему поверила. Но с леди Деверо придется действовать более тонко.

Люсинда почувствовала себя маленькой и беспомощной. Как страшно ей было вступать в этот мир без всякой поддержки! Неужели это невозможно - завоевать любовь своего мужа?

Она вспомнила совет Красавчика Браммеля: "Не будьте робкой, заставьте их замечать вас!" Продолжая рассматривать себя в зеркале, которое висело над изящным, украшенным купидонами столиком времен Карла II, Люсинда вздернула подбородок. Обеспокоенный и несчастный вид сменился решительностью. Люсинда была полна жизни, глаза сверкали, как у воина перед битвой. Ведь Нат так часто говорил ей: "Пока судья не досчитал до десяти, нельзя считать себя побежденной".

- Я завоюю его любовь! - сказала Люсинда своему отражению и надела шляпку.

Сегодня леди Деверо впервые после свадьбы появится у них в доме. Тогда они не встретились, а сегодня нельзя допустить, чтобы у леди Деверо возникла причина игнорировать хозяйку дома.

Люсинда была уверена, что именно леди Деверо напомнила лорду Меридану о премьере в опере. Напомнила и предложила всем вместе отобедать. Лорд Деверо, по всей видимости, будет сопровождать принца, а потом отправится на официальный прием, на который жен не приглашают. Как бы то ни было, леди Деверо не случайно решила обедать с лордом Мериданом и его женой именно сегодня! Возможно, она хочет перед всем светом продемонстрировать свою власть над ним, а может быть, она надеялась, что ее появление рядом с Люсиндой выставит графиню Меридан в невыгодном свете.

Твердой рукой Люсинда завязала ленты на шляпке и стремительно вышла из библиотеки.

- Экипаж, пожалуйста, - приказала она стоявшему в зале слуге.

- Он вас ждет у дверей, миледи.

Люсинда вышла на улицу, и лошади быстро домчали ее до Бонд-стрит.

Около магазина мадам Бертен, как всегда, было много экипажей, но Люсинда уверенно прошла через салон прямо в личную комнату мадам. Пожилая женщина сидела за столом и рассматривала рисунки с фасонами и образцы тканей. Увидев Люсинду, она протянула ей навстречу руки, лицо ее при этом засветилось радостью.

- Добрый день, дорогая! Я вас сегодня не ждала.

- Добрый день, мадам, - сказала Люсинда и поцеловала старую морщинистую щеку. - Я в трудном положении, мадам.

Внезапно у Люсинды вырвался возглас неподдельного восхищения: на столе лежало прекраснейшее из платьев, которое она когда-либо видела!

- Это для кого? Откуда оно? - спросила она.

Мадам подтянула к себе платье.

- Его привезли вчера вечером, - ответила она и понизила голос, хотя в комнате, кроме них, никого не было. - Естественно, из Франции.

Люсинде уже было известно, где мадам Бертен доставала тисненые бархаты, тончайшие газы, вышитую парчу и нежное, как паутинка, кружево. Такое могло производиться только во Франции, и, несмотря на войну, тонкий ручеек через Ла-Манш не прерывался. Малочисленная английская береговая охрана и таможня выбивались из сил, пытаясь пресечь поставки из Франции, но их всегда обводили вокруг пальца. Наполеон, крайне нуждавшийся в золоте, которое давала такая торговля, поощрял контрабанду, поэтому понадобились бы целая армия и весь британский флот, чтобы прекратить все это.