Барбара Картленд - Звезды в волосах

Имеет отношение к закону! Гизела ясно вспомнила тот вечер. Отец за обедом много выпил, но леди Харриет, тем не менее, все время подливала ему в стакан. Гизела никак не могла тогда понять, откуда такая заботливость, и решила в конце концов, что мачеха разыгрывает спектакль перед гостем. Сейчас она все поняла.

- Вы заставили его подписать то завещание, - бросила она обвинение. - Не думаю, чтобы он знал, что подписывал. Вместо отца завещание написал ваш адвокат. Его рукой, несомненно, водили вы.

- И что из того? - резко ответила леди Харриет. - Разве у меня нет прав защищать свои интересы? Разве я не была его женой? Да и зачем тебе его деньги? К тому же, на двоих все равно бы не хватило.

Она еще раз быстро окинула Гизелу взором:

- Ты наверняка найдешь себе дело. А" если нет - всегда отыщется местечко в каком-нибудь работном доме для тех, кто родился неизвестно от кого.

Мачеха повернулась и пошла к двери. Гизела кинулась за ней.

- Но вы не должны.., заставлять меня вот так просто уйти, - взмолилась она, - Вы не можете этого хотеть. Что со мной будет? Не могу же я уйти из дома и просить чужих людей взять меня к себе. Позвольте мне остаться. Я буду работать на вас. Делать все, что прикажете. Дайте мне немного времени, чтобы подумать, решить, поискать какое-то место.

Леди Харриет обернулась.

- О! Совсем другой тон, - сказала она, - Теперь мы не такие важные, не так ли? Ну вот. Позволь мне внести ясность. Я не потерплю твоего присутствия. Всегда ненавидела тебя, твою лень и вечные всхлипывания. Сейчас я стала хозяйкой Грейнджа, а ты убирайся в канаву - там ты родилась, там тебе и место.

Она оглядела Гизелу с ног до головы, отметила про себя каждую деталь, все до мелочей: красивую прическу, темные глаза, полные страха и боли, белоснежную кожу с яркими следами от ее ударов, прелестные плавные линии молодого тела, которые угадывались даже в мешковатом платье. Когда леди Харриет закричала, ее голос исказился в неожиданном приступе беспочвенной ревности:

- Убирайся вон или я вытолкаю тебя тумаками из дома и сделаю это с удовольствием. Я не выношу одного твоего вида. Ты слышишь?

- Но.., у меня.., нет денег, - слабо запротестовала Гизела. - Я даже не смогу доехать до Таусестера.

- Ладно. Я дам тебе десять фунтов, - с неохотой согласилась леди Харриет. - И это последний раз, когда ты получаешь от меня деньги, учти. Десяти фунтов вполне достаточно, чтобы решить, получишь ли ты работу или отправишься к дьяволу. Лично мне - все равно. Только убирайся отсюда. Слышишь меня? Убирайся или сама пожалеешь.

Леди Харриет вышла из комнаты, громко хлопнув дверью, и затопала по коридору. Гизела послушала, пока не затихли ее шаги, и с ужасом огляделась по сторонам, приложив руки к пылающим щекам. Она ни секунды не сомневалась, что леди Харриет выполнит свою угрозу. Если она не уедет, ее просто вышвырнут вон. Или, что гораздо более вероятно, мачеха своими побоями выживет ее из дома. Она с тоской вспомнила о том времени, когда ребенком с криками носилась по всему дому, стараясь увернуться от кнута леди Харриет. Она слишком хорошо помнила, что ей никогда не удавалось спастись ни от мачехи, ни от ее беспощадных ударов, которые обрушивались на худенькое тельце, оставляя рубцы и на теле, и на душе.

- Куда мне идти? - вслух произнесла Гизела.

Ответа не было. В первую секунду она в отчаянии решила обратиться за помощью к императрице, но тут же поняла, что не сможет так поступить. Императрица обещала устроить ее приезд в Австрию, и она сдержит слово. Но сейчас было бы очень неловко беспокоить ее своими просьбами или явиться в Истон Нестон непрошеной гостьей. Кроме того, Гизела знала, что ее собственная гордость никогда не позволит унижаться и просить об одолжении императрицу, такую добрую и понимающую. Она должна хоть как-то устроиться, а потом написать императрице письмо, чтобы сообщить свой новый адрес. Но те несколько месяцев, которые на это уйдут, наверняка покажутся Гизеле столетием - такой беспомощной и одинокой она себя чувствовала.

Потом вспомнила о бриллиантовой звездочке, спрятанной в ящике. По крайней мере, она стоила денег. Гизеле ни за что не хотелось продавать брошь, но это была единственная ценная вещь, которая может спасти ее от голодной смерти, когда уйдут все десять фунтов, обещанные леди Харриет.

Девушка бросилась на кровать, не в силах больше думать о своем положении или искать какой-нибудь выход. Что она могла сделать? В самом деле, ей больше ничего не оставалось, как только выполнить приказ леди Харриет и покинуть дом, в котором прожила всю свою жизнь. В ее распоряжении оставалось время до завтрашнего полдня. Гизела знала, что не сможет уйти, не попрощавшись с лошадьми. Она должна в последний раз погладить гнедую кобылу, столько раз возившую ее на себе, поцеловать мягкую морду любимой отцовской лошади и старого серого коня, жившего у них, сколько себя помнила Гизела. А теперь он только пасся, проводя свои последние дни в мире и покое.