Джо Шрайбер: Гуд бай, стервоза!

Я уставился на нее.

— Так это вы, — сказал я.

— Извини.

— Это вы — Сантамария.

Валери отреагировала не сразу, но когда она это сделала, то сделала с натянутой, давно отрепетированной улыбкой.

— Что ж, меня называли многими именами на протяжении жизни, но так, кажется, никогда. Я, скорее, Нина или Пинта, как тебе такие имена?

— Именно поэтому вы и пришли в бар сегодня вечером, — сказал я. — Потому что Гоби была там.

— Извини, — сказала Валери, — но я, честное слово, не…

— За что вы приговорили ее сестру?

— Уверяю тебя, единственное, что я сегодня приговорила, это бутылочку «Маалокса», да и то потому, что выпила слишком много кофе.

— Вы отмывали эти деньги, вы делали это отсюда. Вы — банк.

— Прошу прощения?

— Перри, — сказал отец, — достаточно.

Улыбка Валери не изменилась.

— Похоже, кое-кому тут больше не требуется рекомендательное письмо в Колумбийский университет?

— Отец, не ходи с ней в офис. Мне плевать, насколько сумасшедшим ты меня считаешь, можешь запереть меня на всю оставшуюся жизнь, но только давай уйдем отсюда.

— Перри, не валяй дурака.

И прежде чем я смог остановить их, отец вошел в офис Валери и запер за собой дверь. Минуту было тихо. Я слышал голоса — поначалу голос Валери звучал ровно и спокойно, потом я услышал голос отца, потом снова голос Валери — он был уже громче. Я подошел к двери и попытался открыть ее, но она оказалась заперта изнутри. Тут отец повысил голос — он почти кричал:

— О чем ты говоришь?! Что все это значит?!

Вдруг что-то загремело, послышался звук падающей мебели — так, словно кипы книг повалились на пол. Дверная ручка лихорадочно задергалась — ее пытались открыть с той стороны, но дверь не поддавалась.

— Папа! — заорал я. — Папа, открой!

И тут грохнул выстрел.

Иногда доказать, что вы правы, не лучший выход из ситуации и не самый желательный. Опишите одну из таких ситуаций, когда вы были правы, но предпочли бы оказаться неправым.

Университет Чикаго

Вспышка:

Отец, пятясь, двигается к выходу из офиса, его ладони прижаты к животу, он падает между копировальным аппаратом и высокой стопкой бумаги. Его кровь на молочно-белом полу: это похоже на абстрактную картину.

Вспышка:

Валери медленно идет вперед, готовясь выстрелить в отца еще раз.

Вспышка:

Налетая на нее, я заламываю ей руки; она локтем бьет мне в глаз.

Едва придя в себя, обхватываю отца и тащу его на себе по полу через весь офис к выходу.

Позади нас раздается еще один выстрел.

Стеклянная дверь перед нами взрывается мелкими осколками, за ней оказывается видна приемная.

Вспышка:

Двери лифта медленно открываются.

И в проеме стоит…

Гоби.

Я остался лежать на полу, распростершись на ковре и повернув голову к отцу. Над нами звучали выстрелы и проносились пули, ударяясь о стены, разбивая стекла, разнося в щепки мебель, взрывая лампы и экраны компьютеров. Где-то слева я видел, как Валери Стэтхэм крутанулась на месте и принялась без остановки палить из пистолета в Гоби или, по крайней мере, в направлении, откуда Гоби пришла, в направлении лифтов и входа в офис. Из стульев, раскуроченного дивана и подушек вылетали пучки набивки и опадали на ковер. Щепки дерева пролетали мимо моего лица и застревали в волосах.

Я вновь оглох, но продолжал чувствовать вибрацию выстрелов. Воздух пропитался гарью, глаза щипало от дыма, на языке был привкус йода. Я прополз под столом и скользнул в угол, где, притянув колени к подбородку и опустив голову, сидел отец.

— Папа! — прокричал я, но, несмотря на то что кричал я изо всех сил, так, что у меня даже горло заболело, я не услышал ни звука. — Папа! Па-па!!!

Он поднял голову, но лицо его было растерянным. Он был сбит с толку и напуган. Я посмотрел на рану у него в животе и увидел, что пуля просто оцарапала ему бок. Рана была не смертельна, но кровотечение не останавливалось.

— Нам надо выбираться отсюда! — прокричал я, не слыша себя. — Пап, нам надо…

Что-то упало прямо передо мной на пол. Какой-то предмет, то ли монитор, то ли огнетушитель — он был брошен изо всех сил и явно нацелен мне в голову. Горячие пальцы схватили меня за запястье, раскаленная сталь уперлась мне в глаз, я увидел окровавленное лицо Валери Стэтхэм — она смотрела на меня в упор, ее губы произносили: «Поднимайся».

Прежде чем я смог встать на ноги, она толкнула меня вперед, сквозь разбитое стекло и дым, схватила меня пальцами за горло и выставила перед собой, словно щит.