Нора Робертс - Обманутые иллюзии

- Знаю, - она вздохнула и прижалась к нему. - Просто я всегда спокойней себя чувствую, когда еду с тобой.

- Мышка и Леклерк вполне надежная охрана, правда? - он опять поцеловал ее в висок, затем в другой. У его Лили кожа была такой же нежной, как лепестки у цветка, чье имя она носила.

- Надеюсь, - она запрокинула голову и закрыла глаза, а его губы скользнули вниз по ее шее. - И кто-нибудь должен остаться с детьми. Ты правда думаешь, что эта работа будет стоить с четверть миллиона?

- О, по меньшей мере. Эти нефтяные магнаты любят вкладывать свободную мелочь в искусство и драгоценности.

Мысль о такой крупной сумме взволновала Лили, но гораздо меньше, чем язык Макса, проворно щекотавший ее ухо.

- Я заперла дверь.

Макс хихикнул и потянул ее вниз, на кровать. - Знаю.

За короткий перелет от Нового Орлеана до Хьюстона, с Мышкой за штурвалом "Сессны", у Макса было достаточно времени, чтобы еще раз просмотреть план. Дом, который они собирались обчистить через несколько часов, казался громадным - пять тысяч пятьсот квадратных футов.

План, который теперь наскоро просматривал Макс, обошелся им больше, чем в пять тысяч - на взятки.

Дом, прозванный чрезмерно остроумными хозяевами "Ранчо "Кривое", был доверху набит шедеврами девятнадцатого и двадцатого веков, преимущественно американскими и восточными. Все это приобреталось нуворишами через знающих толк в искусстве агентов. Но не ради эстетической ценности или просто красоты - только как капиталовложение.

Удачное капиталовложение, в этом Макс не сомневался.

Были там и драгоценности. В списке, который получил Макс - из ящика в офисе Страхового Агентства Инкорпо-рейтед в Атланте - значилось достаточно бус и побрякушек, чтобы снабдить товаром небольшой ювелирный магазинчик.

В этот раз мишень была неплохо застрахована, поэтому Макс подумал, что его выигрыш окажется равен проигрышу страхового агентства. Но в конце концов, страховка - это всегда пари между агентством и клиентом. Ясно, что кто-то должен и проигрывать.

Макс поднял голову и усмехнулся, посмотрев на Леклерка. Кейджин вцепился в подлокотники так, что у него на руках побелели костяшки. На шее у него болтались серебряный крест, золотая иконка, , стеклянный талисман и перо орла. На коленях лежали четки, высушенная черная кроличья лапка и кисет с разноцветными камешками.

В самолетах Леклерк всегда защищался, как только мог.

Глаза Леклерка были крепко закрыты, а губы шептали беззвучную молитву, поэтому Макс молча встал и налил им обоим бренди.

Леклерк опрокинул бокал.

- Для человека противоестественно находиться в воздухе. Этим он бросает вызов богам.

- Он бросает им вызов всякий раз, когда делает вдох и выдох. Извини, что я заставил тебя делать то, что ты не любишь, но мое отсутствие в Новом Орлеане не осталось бы незамеченным, если бы мы поехали сюда на машине.

- Из-за своей магии ты стал слишком знаменит.

- Без нее я ничего не значу. К тому же, у славы есть свои преимущества. Теперь стало модным, приглашать меня на званые обеды в качестве гостя, - он выхватил из воздуха монету и принялся вертеть ее в пальцах, - с надеждой, что я буду развлекать и хозяев, и общество.

- Как жонглер, - с отвращением проговорил Леклерк, но Макс только пожал плечами.

- Называй, как хочешь. Я всегда готов заплатить за вкусно приготовленный и хорошо поданный обед. И мой труд в полной мере компенсируется новыми знакомствами. Вот тебе пример: наши друзья из Хьюстона. Как им понравилось мое импровизированное выступление на вечере в Вашингтоне в прошлом году! И как удачно, что они решили навестить тогда своего кузена, сенатора.

- Еще более удачно то, что они сейчас в Европе.

- Конечно. Хотя не так уж и интересно грабить дом, в котором никто не живет, - он повел плечами, и монета превратилась в две.

В "Хобби" они взяли лимузин, и Мышка облачился в шоферскую фуражку и пиджак. В богатом районе, куда они направлялись, длинная сияющая машина должна была меньше бросаться в глаза, чем какой-нибудь неприметный скромный "седан".

К тому же Макс предпочитал передвигаться с максимально возможным комфортом.

Сев сзади, под звуки кантаты Моцарта, он в последний раз проверил свои инструменты.

- Два часа, - объявил он, - не больше.

Леклерк уже натягивал перчатки - в этот момент он был похож на старую пожарную лошадь, вздрагивающую от нетерпения при звуке сигнального колокола.

Уже много месяцев он не слышал щелчков тумблеров, не ощущал удовольствия потянуть на себя поддающуюся дверь сейфа и просунуть руку в его темные внутренности. Все долгое лето он жил, как холостяк - по крайней мере, фигурально - и соскучился по воровской романтике.