Данута Родес - Маленький белый «фиат»

— Абсолютно. Никакого героина. Последний раз это было полтора года назад, и я больше никогда не буду потреблять его. Это так плохо для кожи. Ограничиваюсь одной таблеткой за вечеринку, — да ведь с самого возвращения я нигде и не бывала. Пью только сок. Так что все чисто, если тебя это интересует.

— А как насчет валлийской поэзии? — спросила Вероника. В тот день, когда Эстелла покончила с героином, она нашла антологию валлийской поэзии на английском языке и втрескалась в нее очертя голову, во всю сразу — от корки до корки.

— Что касается валлийской поэзии, то не скажу, что переломалась, — заметила она, и глаза ее помутнели. — Частица моего сердца навсегда отдана Дилану Томасу [3] Дилан Томас (1914–1953) — один из крупнейших британских поэтов-модернистов, который видел одной из задач поэзии проникновение в самую суть рассматриваемых явлений. Известен нетрезвым образом жизни. , Р.С. Томасу и всяким прочим Томасам.

На этом Эстелла прервала свой рассказ о валлийской поэзии, по опыту зная, что если она не попридержится, то последует бесконечное продолжение. Во время ее последнего пребывания в клинике дело кончилось тем, что пациенты обратились к ней с петицией, в которой умоляли ее сократить выступления на эту тему до одного часа в день. Этот документ подписали все пациенты; даже те, которые обыкновенно лишь стонали, раскачиваясь взад и вперед, умудрились мобилизоваться и приложить перо к документу протеста; подписались даже некоторые медсестры. Она начала сосредоточенно открывать бутылку вина.

— Я думала, что ты пьешь только фруктовые соки, — сказала Вероника.

— Но виноград ведь тоже фрукт?

— Допустим. Давай-ка присядем, и я тебе все расскажу.

Сопровождаемые Цезарем, они отнесли свои стаканы в гостиную.

— Все случилось в мгновение ока, — сказала Вероника. — Еду я домой после той тоскливой ночи, о которой я тебе рассказывала. Вела я очень медленно и очень осторожно: знаю же, что выпивши, а к тому же еще — тащусь. Въезжаю я в тоннель, тот, что показывали в новостях, и вижу, как сзади на меня несутся эти яркие фары. Эта машина не сбавляет хода и, похоже, пытается, прижав меня, обскакать по внутренней полосе. Я ее не пускаю: это уже наглость… Ну, думаю, я вам покажу, и занимаю их полосу. Но вместо того чтобы сбавить ход, они еще добавляют газу. Я пыталась убраться у них с пути, но они меня долбанули, и меня мотало по дороге так, что я чуть не вписалась в стену тоннеля. Ощущение было ужасное, но я притопила педаль и дала полный вперед. Я боялась за Цезаря. Я не осмелилась посмотреть в зеркало заднего вида, но слышала шум: что-то бухнуло. Был включен приемник — Дэвид Боуи пел «Heroes», — поэтому треск не казался слишком громким, каким он, видимо, был на самом деле. Это было похоже на то, как втискиваешь машину в ряд при высоких каблуках, а нога соскальзывает с педали, и ты громишь сзади стоящую машину.

Этот звук был очень хорошо знаком им обеим.

— Все не казалось таким уж серьезным, но я слышала, как они гудели: должно быть, я их вывела из себя.

— А ты точно уверена, что это не глюки? — Эстелла вспомнила, как однажды, после лихо проведенных выходных, Вероника весь вечер отсиживалась за кроватью, уверенная в том, что девяностолетняя женщина из дома напротив ждет ее появления, спрятавшись на дереве с трубкой и целым колчаном отравленных стрел.

— Поверь, я точно знаю. Пойдем-ка.

Эстелла прошла за ней в гараж, и Вероника показала ей отметину на машине. Задние фонари были разбиты, крыло немного помято, но ничего ужасного на самом деле не было.

— Не так уж и плохо, — сказала Эстелла. — Ты уверена, что не ошиблась?

— Абсолютно уверена. Тот же тоннель, время, машина… это я устроила аварию.

— Послушай-ка, — сказала Эстелла, — я тут подумала…

— Что?

— О, черт!

— Ладно, — сказала Эстелла. — Все не так сложно — нам нужно лишь найти практическое решение для вполне преодолимой ситуации.

Несколько минут они пили в темноте.

— Когда твои родители возвращаются из Африки?

— Недели через три.

— Тогда не страшно. Машину мы починим и сделаем вид, как будто ничего и не было. Они вернутся с отдыха и найдут машину в полном порядке и дочь — счастливую и спокойную; они ничего не заподозрят. Никто ничего не заподозрит. Откуда им знать, — ведь в новостях не упоминали ни о каком маленьком белом автомобиле?

— Но я на мели. Мне не на что его починить, — она уже сожалела о том, что купила куртку, но, заметив, как та красиво висит на спинке стула, почувствовала прилив тепла, убедивший ее в том, что они созданы друг для друга.