Андрей Черноморченко - Интерферотрон Густава Эшера

— Регулярно. До обеда, например, осталось полтора часа. Неужели ты проголодался?

— Нет. Просто рассчитываю время до появления селенитов. Филомела, вас можно попросить об одолжении?

— Смотря о каком, — ответила она.

— Я хотел бы взглянуть на вашу заколку. Можно?

— Конечно, — Филомела вынула заколку из волос и вручила Богенбруму. Тот покрутил ее в руках и удовлетворенно заявил:

— Замечательно. Плоская пружина с острым концом.

Нагнувшись, Франц отломал от подстилки кусок бамбукового стебля длиной дюймов в десять и взглянул сквозь него на свет. Затем он сделал на стебле засечки и принялся проделывать в нем отверстие острым концом заколки.

— Что вы задумали, Франц, если не секрет? — Филомела была заинтригована.

— Какой тут секрет. Это дудочка, — вместо Богенбрума ответил Стив. — И что дальше?

— Увидите, — сухо сказал Франц. Посверлив бамбук, он сдул с него опилки, критически осмотрел стебель и продолжил работу.

— С вами можно разговаривать, Франц? — спросила Венис.

— Да, конечно.

— Как вы попались в руки селенитов?

— По собственной глупости. Приземлился на кабриоджете возле этого барака, смотрю — у входа стоит какая-то женщина, укутанная платком. Я спросил ее, можно ли мне поговорить с другими, и она попросила меня подождать, пока сходит за остальными. Вскоре вышел мужчина и любезно пригласил меня внутрь дома. Не успел я переступить порог, как ту же получил удар по голове и потерял сознание. А вы как тут оказались? Где ваш гравитоплан?

— Нас поймали по ту сторону гор. Но мы сопротивлялись. Я, кажется, одного отправила на тот свет.

— Неужели? — поразился Богенбрум. — Никогда бы не подумал, что вы на такое способны. Скажите, Филомела, сколько времени потребуется, чтобы поставить Густава на ноги?

— В местных условиях его вылечить невозможно.

— А как вам удалось его столь быстро привести в нормальный вид в Тупунгато?

— Там была другая психосреда, — уклончиво ответила Венис.

— Зачем же вы тогда меня вместе с Морисом разыгрывали насчет операции по пересадке? Между прочим, если бы не мои обязательства перед иными силами, я бы уступил свой модуль Густаву.

— Ваше стремительное бегство мы сочли ничем иным как трусостью. Допустим, вы бы пожертвовали своим здоровьем и уступили ваш модуль Эшеру. Что тогда бы произошло?

— Меня бы растерли в пыль, — флегматично заметил Богенбрум. — И на этом свете, и на том.

— Интересно. Густав, собственно, затеял всю эту историю со вторым вариантом интерферотрона, чтобы избежать каких-то ужасов после своей смерти.

— Или сместить свою прошлую траекторию таким образом, чтобы наша встреча в Кантабиле никогда не состоялась, — Франц продул просверленную дырку в бамбуке, потом приложил дудочку к губам и издал протяжную высокую ноту. — Неплохо. Еще шесть дырок, и мы готовы к бою. Глубоко уверен, что перспективы Эшера на успех были бы весьма невелики.

— Почему? — спросил Макналти.

— Есть несколько причин. Во-первых, процедура смещения или замены траектории может потребовать очень большой концентрации энергии. В связи с чем Морисом из Оливареса были изъяты почти все люпусы. Можете не спорить, я там пролетал и видел разрушения, — Богенбрум, закончив расширять первое отверстие, принялся сверлить второе. — Я и свои шансы оцениваю весьма скромно, даже если речь идет об одной ячейке. При нашей первой встрече Густав слегка ввел меня в заблуждение насчет теории интерферотрона. Но это понятно: зачем изобретателю раскрывать карты перед первым встречным. Эшер — мастер пускать пыль в глаза.

Франц внимательно посмотрел на Густава, за все время разговора не изменившего своего положения и продолжавшего с полуоткрытым ртом смотреть в потолок.

— Ни Густав тогда, ни я сейчас не знаем, сколько энергии потребует даже самая простая операция, — продолжал Богенбрум. — Ведь первый вариант машины не предусматривал возможности изменений траекторий. Эшер ввел такую функцию во вторую версию интерферотрона, причем сам не имел времени убедиться в правильности своей схемы.

— С чего ты взял, что Густав не проверял интерферотрон? — возмутился Стив.

— Если бы он его проверил в деле, мы бы с вами тут сейчас не сидели, — не поднимая головы от своего занятия, ответил Франц. — Интерферотрон в его последней версии невозможно проверить на чем-либо: он одноразового применения. Когда он успешно срабатывает, то исчезает сам, независимо от того, изменяет он прошлое или будущее. Ведь будущее можно переменить только через прошлое. Кроме того, прежде чем сдвигать траекторию, необходимо ее смоделировать, причем в окружении всей совокупности связанных с ней трасс. Нужно увидеть на экране эту промоделированную ситуацию, чтобы не попасть в худший переплет. А предварительно ее предстоит рассчитать. Сколько времени уйдет на обсчет каждой гипотетической траектории со всей ее колоссальной массой явлений, я не знаю, но подозреваю, что каждая попытка займет как минимум несколько часов. Не исключено, что и дней. Мы с вами будем стоять в ожидании, пока интерферотрон станет обсчитывать варианты замены сна у гермафродита, а в это время сон состоится, и всему придет конец. «Смещение трассы» — звучит просто, однако процесс этот гораздо сложнее, чем может показаться с первого взгляда. Я пока не представляю себе, как Густав собирался это осуществлять практически.