Андрей Черноморченко - Интерферотрон Густава Эшера

— Вот кому надо завидовать — наш самый здоровый больной! — Доктор радостно ткнул пальцем в Гонзу. — Если не считать кретинизма, геморрагического васкулита, гайморита, вазомоторного ринита, прогрессирующей полидистрофии мозга и десятка прочих мелочей. Но у него шансов протянуть больше, чем у вас всех, вместе взятых. Как ваше драгоценное здоровье, господин полковник? — учтиво обратился Доктор к Зумпелю.

— А он больше не полковник, — мрачно заметил Новак.

— Как? Что произошло? — поднял остатки бровей вверх Доктор.

— Ничего особенного. Зумпель сложил полномочия. Ушел в отставку. Отрекся, — объяснил Шейдт.

— Это правда? — Доктор повернулся к Дитриху. Тот развел руками.

— И кто же теперь главный? — заволновался Доктор. — Чьи медицинские тайны я нечаянно выдал? Прошу меня заранее простить, я это сделал по незнанию.

— У нас больше нет главных, — сказал Шейдт. — Старые порядки отменяются. Доктор задумчиво покачал головой, вздохнул и с сожалением произнес:

— К несчастью, недавно прошедшая у господина Зумпеля операция не позволяет мне указать на какие-либо интересные моменты в состоянии его здоровья, за исключением последствий гангрены Фурнье. Но будем надеяться, что имплантированные модули — если не все, то хотя бы часть — в самом скором времени придут в негодность. А сейчас прошу простить, — меня, кажется, зовут.

Из дальнего конца коридора действительно послышался вой загадочного урода. Доктор поклонился и скрылся за дверью, оставив компанию в состоянии легкого шока. Первым пришел в себя Эйндакоумма, схвативший отставного полковника за плечо, и, глядя ему прямо в глаза, спросивший:

— Зумпель, ты как себя чувствуешь?

— Вроде ничего. А в чем дело? — забеспокоился Дитрих.

— Что-то не понравились мне слова Доктора о негодности вставленных модулей, — мрачно сказал Эйндакоумма. — Что толку лазить по горам, если все равно скоро копыта отбросишь?

Все взялись пристально изучать Зумпеля, пытаясь разглядеть признаки близкой кончины. Тот засмущался:

— Чувствую я себя хорошо, гораздо лучше, чем до трансплантации. Вот видите, — он пошевелил пальчиками в воздухе, — как они выросли. Такого ведь раньше не было.

Шейдт в сомнении потер подбородок:

— Ну притащим мы живцов, а от Доктора одна зеленая пыль осталась. Что тогда? У него такой вид, будто через пять минут развалится.

— Может, все-таки рискнем? Что нам терять? — возразил Новак. — Предположим, не пойдем мы в поход, а Доктор возьми да проживи еще один месяц. Будем себе до конца дней локти кусать, что упустили такую возможность. Не думаю, что живцы станут там сидеть и дожидаться, пока мы к ним спустимся.

— Какие еще будут мнения? — обвел компанию взглядом Кольдеро. — Может, проголосуем?

— Голосовать незачем, — решительно сказал Эйндакоумма. — Кто хочет — тот идет. Тому и модули достанутся, если Доктор будет жив. В общем, вы как знаете, а я пошел. Кто со мной?

Все единодушно решили отправляться в экспедицию, даже Зумпель.

— Следующая очередь дежурить на гравитоплане — твоя. Остаешься здесь. Понял? — Эйндакоумма поднес к носу Дитриха указательный палец, и Зумпель быстро со всем согласился.

Оставив экс-полковника, компания спустилась по лестнице во двор. Взглянув на Гонзу, Кольдеро воскликнул:

— Постойте, а палки-то не взяли!

— Бриттен, руки в ноги — за оборудованием! — скомандовал Шейдт.

Иозеф помчался в подвал. Принеся палки, он попытался вручить их Гонзе, но был остановлен окликом Эйндакоуммы:

— Ишь ты, какой прыткий! Сам понесешь! И присматривай за Гонзой, чтоб не отставал!

Бриттен покорно взвалил себе груз на плечи и замкнул колонну, пристроившись в затылок Гонзе. Во главе процессии, на месте, которое раньше обычно занимал Иозеф, теперь шествовал Эйндакоумма. Все шли налегке, за исключением Мысливечека и Бриттена. Гонза был почти счастлив: хотя его опять куда-то тащили, шею на этот раз не натирали тяжелые палки. В предрассветной темноте никому разговаривать не хотелось; молчание нарушало только покашливание фон Бингена и пыхтение Бриттена.

Пейзаж Кулагангри не отличался живописностью, представляя собой выжженную бесплодную землю и темные неприветливые скалы. Через эту местность прокатились все войны последних лет, уничтожившие растительность, а немногочисленных животных истребили давно, в качестве защитной меры от происков генетиков. Здесь не прижились даже миноморы, поэтому по окрестностям можно было без опасности бродить и ночами. Это существенно облегчало проведение экспедиций: живцов, поутру едва успевших вылезти из постелей, гораздо легче застать врасплох.