Андрей Лях - Синельников и ремонт

— Вы побудете с ним, Патрик?

Мы вышли во двор. На месте Дерекова «корвета» теперь стоял железный всад­ник — мало того, что сам с головы до пя г был закован в сталь, он и со своей лошадью обошелся точно так же — коняга была упрятана в сооружение наподобие утюга, и да­же голову ей закрывал стальной наголовник, так что на божий свет она смотрела че­рез специальные отверстия. Трехлучевое забрало шлема было откинуто, и смотре­лось над его головой, как телевизионная антенна, в площадку стремени было упер­то копье с двухвостым вымпелом, а в руке он держал гнутый охотничий рог.

Завидев нас, всадник прижал этот рог к губам и подудел еще немного, потом убрал его и заголосил уже просто так:

— Я прибыл по воле благородного сэра Ричарда Бравелота Кентерберийско- го, Владетеля Девяти Мостов. Кто из вас Хозяин Дома? С кем я могу говорить?

Я забросил меч на плечо — в каком-то помрачении ума я потащил его с собой — и подошел поближе. Из шлема торчал внушительный нос и моржовые усы.

—Я Хозяин Дома, и незачем так орать, я и так хорошо слышу.

— Прошу прощения, сэр Генри, не узнал вас сразу, с возвращением! — сказал он обычным тоном и тут же снова продолжил надсаживаться. — Благородный сэр Ри­чард Бравелот Кентерберийский объявляет вам, что, если вы в присутствии рыца­рей, лордов и пэров откажетесь от сюзеренных притязаний на Девять Мостов и закрепите это подписью, а его, сэра Ричарда, более уже не станете считать своим

вассалом и ленником, то он обещает вам дружбу и мир на вечные времена, а если нет, то вот его перчатка, и он готов встретиться с вами в любое время, конный или пеший, в доспехах или без оных, и пусть Бог рассудит вас!

Я подошел к нему вплотную.

— Сэр рыцарь, ваше лицо мне как будто знакомо.

— Ну конечно, сэр Генри, я Брекенбери. Помните Лангедок? — обрадовался он уже вполне человеческим голосом.

— Конечно, Брекенбери, как не помнить...смутно припоминаю. Значит, вот что, — я в задумчивости постукал кулаком по его наборному железному сапогу с острым носом. — Во-первых, давайте сюда перчатку — не получит у меня этот ваш Кашалот Берберийский никаких мостов, это одно, а другое вот что — вы, Брекен­бери, как учтивый и любезный герольд, имеете права, на которые никто...эээ...не может посягнуть. Короче, у нас сегодня небольшое торжество, праздник, что ли...

Не приведи Господь еще один такой праздник.

— ... и я приглашаю вас разделить с нами трапезу. Расскажете, с каких это мостов соскочил ваш Бергамот... не обижайте меня отказом, Брекенбери. Вы ведь виски пьете?

Усищи над обрезом брони пришли в движение.

— Не откажусь, сэр Генри, благодарю вас.

— Герман! — крикнул я, и конюх, как ни странно, тут же появился — подоз­рительно закопченный и все еще с «грозовой» бомбардой в руках.

— Брось это! — велел я. — Помоги сэру Брекенбери спешиться, проводи в Дом и позаботься о его коне. Вы желанный гость, Брекенбери.

Герман жизнерадостно гыгыкнул, и они отбыли в сторону конюшни, словно авианосец на буксире. На конюшне был оборудован специальный причал для вле­зания и слезания, ибо человеку в латах не так-то просто взгромоздиться на лошадь.

Наконец-то мы с Меллиной остались вдвоем. Я опустил на крыльцо меч, членистую перчатку и покачал головой:

— Мелли, ну что за ребячество такое? Неужели нельзя было сказать заранее?

Стоя на ступеньку выше, она положила руки мне на плечи и прижала свой лоб к моему.

— Любимый, я хотела, чтобы все прошло торжественно. Ты очень на меня сердишься?

— Я не могу на тебя сердиться, дорогая. Я тебя люблю. Но в хорошенькую же историю мы вляпались... Это те серьги, вустерширские?

Меллина даже отшатнулась.

— Это подарок Генри... Милый, он давно умер. Как ты догадался?

— Сам не знаю.

— Этого никто не видел. Мы сидели в машине...

— В «бьюике», — пробормотал я, — гнусный рыдван. Ладно, пойдем в дом.

И мы пошли в Дом.