Андрей Лях: Синельников и ремонт

Второй раз, когда басовитый рык мотора сбил меня с толку, я увидел во дво­ре расшлепанный студебеккеровский грузовик, какие еще можно видеть в фильмах о второй мировой войне. Из-за руля вывалился очередной посинелый уорбекский вурдалак и молча заковылял на кухню. Значит, всепьянейший пэр Англии все же не забыл о моей просьбе.

То ли с сонных глаз, то ли вообще неизвестно отчего, мне мерещилось, что Роберт пришлет мне набор каких-нибудь штыков-ножей в чехлах, которые без труда можно будет разместить в оставшемся пространстве, и даже не заглянув под брезент, я откинул борт. Это едва не стоило мне головы, потому что на зем­лю как лавина с грохотом посыпались ящики с пулеметными лентами, а за ни­ми обрушились и сами пулеметы — три громадины МГ-34.

— Роберт окончательно спятил, — сказал я Патрику, потирая ушибленную руку.

Мы забрались в кузов. Бог ты мой! Такой свалки оружия я не видел ни в од­ном боевике. Чего здесь только не было. Шмайссеровские автоматы с магазина­ми и без, автоматические винтовки М-16 всех видов и модификаций, неуклю­жие американские пулеметы с заправленными лентами, «маузеры» в деревян­ных кобурах, похожих на протезы, а всякими там «Вальтерами» и «Береттами» пол был просто вымощен — всего не перечислишь. Но что хуже всего — там и сям валялись гранаты типа «лимонка» с ввинченными запалами, а в одном уг­лу застрял фаустпатрон на боевом взводе. Если бы эта штука рванула, то и гру­зовика бы не потребовалось — все прилетело бы в Дом само собой.

Да, Роберт основательно почистил запасники. В минуту озарения я вдруг со­образил, как такой хаос мог образоваться — наверняка младший из лордов-основателей попросту открыл верхний люк гаража (есть у них там такой люк) и, опрокинув стеллажи, сбросил их содержимое прямо в кузов. Что-то совсем плох наш алкоголик; в самом деле, пора звонить Камилле.

— Знаете, Патрик, от души надеюсь, что меня не пошлют делать ремонт в Уорбек-холл.

Само собой, для наших скромных декоративных целей не потребовалось и четверти этого арсенала, и все равно, экспозиция двух последних ниш получи­лась самой насыщенной. По верхнему краю Бетси даже сделала бордюрчик из парабеллумов, а в оставшийся узкий простенок, где уже не было рыцаря, Гер­ман — видимо, из лучших чувств — повесил русскую «Грозу» с самоварной тру­бой гранатомета, хотя из нее-то сэр Генри уж никак не мог стрелять.

Но самое сильное впечатление эта смертоубийственная выставка произвела на Лизу. Особенно почему-то ее потрясли «маузеры» — вытащив этих долгоствольных громил из их деревянных хранилищ, она крутила ими так и эдак, и в глазах ее разгорались безумные огоньки — перспективы возможных разгромов хмелем ударили в голову бывшей подруге графа Саутгемптона.

— Уолтер! — восклицала она, подпрыгивая передо мной. — Ну почему этого не было раньше? Как здорово можно было все устроить!

Указательным пальцем я осторожно отодвинул ствол от собственного носа. Есть категория бездельников, которая меня особенно раздражает.

— Лиза, имей ввиду. Одна дырка в этой свежей побелке — и ты сама будешь ее зашпаклевывать и вручную закатывать эмалью. А если ты — избави Бог! — всадишь пулю в одного из дюгескленов, то до конца своих дней будешь мыть полы у Роберта Уорбека.

Лизу просто затрясло. Я почти видел, как страх и жажда разрушения разди­рают ее надвое.

— В вестибюле и на лестнице — стреляй, из чего хочешь. На кухне — пожа­луйста, вон подствольник, из него бомба вылетает — разноси кухню. В верхней гостиной можешь выстрелить из пистолета. Но одна очередь возле библиотеки или здесь, в галерее, — и ты проклянешь день и час. Ты все запомнила? ,

Она немедленно воспрянула духом и тут же надулась, собираясь ответить мне какой-то колкостью, но тут, наконец, приехали немцы, и всем стало ни до чего.

Началась беготня, какой еще не было. Герман месил шпаклевку. Свиристе­лок я вооружил фенами и велел сушить нанесенный раствор, сам разматывал удлинители, чтобы работать после наступления темноты; Меллина отпроси- лась-таки домой за необходимыми вещами; Патрик лихо орудовал баллонами со строительной пеной.

В семь вечера главный оконный механик, вроде бы Гугенхаммер фон Либенау, если ничего не путаю, заговорил о профсоюзных правах. Я достал две упаковки пятидесятидолларовых купюр и засунул их в карман на животе его комбинезона.

— Герр оберст, — сказал я, — верю, что вы поддержите славные традиции фирмы «Рехау», как и подобает солдату родины и фюрера.