Клайв Баркер - Книги крови III—IV - Исповедь савана

Магвайр выстрелил, не раздумывая.

Пуля вошла в ее открытый рот, и Ракель рухнула на кровать с внушительной дыркой в шее. Нортон, видимо чуждый некрофилии, бросился к окну. Вряд ли он понимал, зачем это делает, — ведь он не умел летать.

Пуля прошила его насквозь, пробив и оконное стекло.

Магвайр взглянул на распростертую жену: измена, окровавленное тело, потерянная любовь — все, что творилось в его душе, — это не имело теперь никакого значения. Он уже не способен переживать.

Пистолет выпал у него из рук.

Собаки больше не лаяли.

Выскользнув из комнаты, он тихо, чтобы не потревожить дочь, прикрыл за собой дверь.

Только бы не напугать девочку… Поднимаясь по лестнице, он увидел, что ее милое личико глядит на него снизу.

— Папуля.

Он пристально смотрел в ее глаза, не зная, как поступить.

— Там был кто-то у двери, — продолжала Трейси. — Я сама видела, как он проскочил за окном.

На нетвердых ногах он спускался вниз.

— Я открыла дверь, но там никого не оказалось.

Уолл. Должно быть, это Уолл. Уж он-то знает, как следует действовать.

— Он был высокий?

— Я не разглядела его. Я запомнила только лицо: оно еще бледнее, чем ты.

Дверь! Черт побери! Дверь! Если она не закрыла ее… Но было поздно.

Незваный гость уже стоял в прихожей. Его лицо кривилось в улыбке. Магвайр подумал, что ничего хуже в жизни не видел.

Это не Уолл.

Уолл был из плоти и крови — посетитель казался разорванной куклой. Уолл был угрюм — этот тип улыбался. Уолл означал жизнь, закон и порядок. Пришелец — совсем другое.

Сомнений нет, это Гласс.

Магвайр потряс головой. Девочка, которая не видела колеблющуюся на сквозняке фигуру, недоуменно спросила:

— Я что-то сделала не так, папа?

Ее слова еще звучали в воздухе, когда Ронни бросился в атаку. Он взлетел вверх по лестнице с неуловимостью тени. Он теперь и был тенью, окруженной трепетавшими языками рваной одежды. У Магвайра не осталось шанса на спасение. Инстинктивно защищаясь, он пытался найти слова оправдания, но рука Ронни — у савана осталась только одна рука, — обернутая полотном материи, схватила его за горло. Магвайр рефлекторно перехватил ее. Тщетно: рука быстрой змейкой проникла в сотрясаемую судорогами гортань и, разрывая пищевод, поползла к желудку. Магвайр чувствовал ее там: она вызывала ощущение чудовищной полноты, словно от сильнейшего переедания. Рука сотрясала стенки желудка, стремясь нащупать трубку кишечника. Магвайр был еще жив. Он не умер от удушья — так быстро все произошло. Он не понимал, чего добивался Ронни, а лишь чувствовал, как тот проникает в его внутренности — все глубже, все ниже. Наконец саван мертвой хваткой вцепился в основание прямой кишки. Крепко ухватив все, что можно было удержать, Ронни вытащил руку.

Он проделал это быстро, но Магвайру этот миг показался бесконечным. Он стенал от страшной боли рвущихся внутренностей, выходящих из горла. Весь мир, скрытый в его теле, оказался теперь снаружи. Он был покрыт смесью желудочного сока, кофе, крови и желчи.

Ронни потащил его за собой. Наверх. Еще выше. Опустевший живот прилипал к спине. Притянутый за хвост собственных внутренностей к верхней ступеньке, Магвайр был сброшен вниз. Он оказался там, где все еще стояла его дочь. Голова мертвого Магвайра была обмотана его кишками.

Ребенка, казалось, эта сцена ничуть не встревожила. Но Ронни знал, что дети скрывают свои чувства.

Дело сделано. Дрожа при каждом шаге, он начал спуск вниз. Малышку все ясе надо успокоить, если это возможно. Он попытался размотать закрутившуюся руку, чтобы коснуться девочки. Он дотронулся до руки ребенка. Трейси молчала… Теперь ему оставалось только уйти с надеждой, что она забудет этот кошмар.

Трейси осталась одна. Она поднялась наверх, чтобы найти мать. Ракель не откликалась, и человек, лежавший на ковре у окна, тоже. Но у него имелась одна штука, которая привлекла девочку: толстая красная змейка, выглянувшая из его штанов. Трейси засмеялась — такая глупая смешная штука.

Она смеялась долго. Не умолкала даже тогда, когда в доме появился инспектор Уолл, как обычно не успевший вовремя. Смертельные танцы в доме Магвайра уже закончились, и Уолл радовался, что опоздал на эту вечеринку.

Саван Ронни Гласса все еще находился в исповедальне собора Святой Марии Магдалины, истрепанный до неузнаваемости. Ронни не чувствовал — ни в нем, ни в себе — никаких других желаний, кроме одного: покинуть это раненое тело. Покинуть его навсегда Он больше не в силах оживлять мертвую материю. Он хотел исповедаться. Он страстно желал этого: рассказать Отцу, Сыну и Святому Духу обо всех своих грехах: тех, что он совершил или держал когда-либо в мыслях. Но отец Руни все не шел, и Ронни решил сам найти его.