Рэй поставил точку на карте в том месте, где мы должны находиться. Затем спрыгнул на берег и критически огляделся. Он сделал это больше для того, чтобы избежать общества Анжелы, чем для чего-то другого. Я к нему присоединилась. Камни были скользкие и неприятно холодили мои босые подошвы. Рэй похлопал «Эммануэль» по борту, подошел к носу, нагнулся и стал рассматривать обшивку.
— Надеюсь, пробоины нет, — сказал он. — Но я не уверен.
— Нас поднимет прилив, — заявил Джонатан, становясь в одну из своих картинных поз, руки на бедрах. — Мы всплывем. Ничего. — Он подмигнул мне — Все будет отлично.
— Дерьмо всплывает, — прорычал Рэй. — Вроде тебя.
— Мы позовем кого-нибудь на помощь.
— Скажи, где ты возьмешь этого «кого-нибудь», кретин.
— А вот через часик туман рассеется, я пройдусь по острову и поищу людей.
Джонатан удалился.
— Я сделаю кофе, — вызвалась Анжела.
У нее эта операция займет час-полтора Можно пойти прогуляться. Я побрела по берегу.
— Не уходи далеко, любовь моя! — крикнул Рэй.
— Конечно.
«Любовь моя», сказал он. Просто обращение. Два слова, не означающие ничего.
Солнце припекало, и я сняла свитер. Мои груди от загара стали коричневыми, как орехи. Подходящее сравнение: и размер примерно тот же… Ну и ладно, нельзя получить все сразу. Зато у меня есть парочка извилин, иногда неплохо работающих, чего не скажешь об Анжеле. У нее ситуация обратная: грудь порнозвезды и мозги курицы.
Солнце еще не выбралось из тумана, его лучи просачивались сквозь сизую дымку и окрашивали местность в унылые тона. Море, скалы, камешки на берегу утратили свои истинные цвета; все вокруг приобрело мерзкий оттенок переваренного мяса. Я не прошла и сотни ярдов, как этот вылинявший серый мир стал раздражать меня, и я повернула обратно. Неприятные чмокающие звуки справа: это вода колеблется и бьется о камни, крохотные волны расходятся по поверхности, методичное хлюпанье приводит в уныние… Я начинала ненавидеть этот остров.
Когда я вернулась, Рэй возился с радио. Ничего, кроме белого шума, услышать не удавалось. Он занимался этим уже более получаса и теперь махнул на приемник рукой. Анжела соизволила принести завтрак. Состоял он из сардин, консервированных грибов и уцелевших тостов, однако подан был с претензией — будто перед ними чудо, должное вызывать не меньшее восхищение, чем пять хлебов Иисуса. В любом случае, есть не хотелось. Это место отбивало аппетит.
— Не правда ли, забавно… — начал Джонатан.
— Весельчак ты наш, — не удержался Рэй.
— Забавно, что здесь такая тишина. Нет звуков моторов, ничего вообще. Сверхъестественно.
Тут он был прав. Нас окружало полнейшее безмолвие, тишина глубокая, давящая… Если бы не едва различимый плеск волн и звуки наших собственных голосов, можно было бы подумать, будто мы оглохли.
Я сидела на корме и разглядывала море. Оно было по-прежнему серым, но уже понемногу проступали другие цвета: зеленоватый, голубой, немного пурпурного… Вода выглядела заманчиво. Все лучше, чем сидеть среди кислых физиономий, решила я и объявила, что иду купаться.
— Не стоит, любовь моя, — ответил Рэй. — Я бы не советовал.
— Но почему?
— Течение, которое прибило нас сюда, очень сильное. Не стоит рисковать.
— Но приливной волной меня просто выбросит на берег.
— Мы не знаем, какие здесь еще течения. И не забывай о водоворотах. Может затянуть.
Я снова взглянула на море. На вид вполне мирное, однако Рэй прав: впечатление может быть обманчивым.
Анжела дулась из-за того, что к ее сногсшибательному завтраку едва притронулись. Рэй ей подыгрывал. Он любит возиться с ней, нянчить и утирать сопли. Видимо, такие дурацкие игры доставляют ему удовольствие. Меня ясе от них тошнит. Нужно было помыть посуду, и я спустилась в кубрик. Вычистила тарелки, выбросила отходы в море через иллюминатор и долго смотрела, как расплываются на поверхности воды жирные пятна от недоеденных сардин. Корм для крабов. Если здесь водится хоть один уважающий себя краб. Джонатан спустился ко мне, и было заметно, что он чувствует себя по-дурацки, несмотря на браваду. Он стоял в дверях, пытаясь поймать мой взгляд, пока я кое-как мыла тарелки. Этому человеку нужно одно: заверение, что я не считаю случившееся его виной, а его самого — кретином. Но я молчала.
— Тебе помочь? — спросил Джонатан.
— Нет, — ответила я, стараясь, чтобы это не звучало слишком резко, — для двоих здесь мало места.
Он все же вздрогнул Да, недавний эпизод сильно отразился на самооценке бедняги. Его уважение к себе было подорвано и требовало подкрепления.
Читать дальше