Клайв Баркер - Книги крови III—IV - Исповедь савана

Но прощение будет завтра. Сначала нужно добраться до Пампы, а дождь льет все сильнее. Эрл, едва начался дождь, перестал петь и сконцентрировал внимание на расстилавшейся перед ним дороге. Иногда он тяжело вздыхал и потягивался на сиденье. Вирджиния пыталась не отвлекать его, но когда хлынул этот потоп, беспокойство окончательно овладело ею. Она наклонилась вперед и стала вглядываться сквозь ветровое стекло, наблюдая за встречными машинами. Аварии случаются именно в таких ситуациях: плохая погода и усталый человек за рулем, жаждущий поскорее оказаться в двадцати милях от того места, где он находится сейчас Джон почувствовал ее беспокойство.

— Господь нас не оставит, — сказал он, не отрывая взгляда от убористых строк, хотя было уже слишком темно для чтения.

— Сегодня тяжелая ночь, Джон, — сказала она. — Может, нам не стоит торопиться в Пампу? Эрл, должно быть, устал.

— Я в порядке, — вставил Эрл. — Это недалеко.

— Ты устал, — повторила Вирджиния. — И мы все устали.

— Ну, я думаю, мы можем найти какой-нибудь мотель, — предложил Гир. — Как по-твоему, Эрл?

Эрл пожал своими массивными плечами.

— Решайте сами, босс, — равнодушно ответил он.

Гир повернулся к жене и мягко похлопал ее по тыльной стороне руки.

— Мы найдем мотель, — сказал он. — Эрл позвонит оттуда в Пампу и скажет им, что мы приедем утром. Хорошо?

Вирджиния улыбнулась, но он на нее не смотрел.

— Дальше по шоссе, кажется, Белый Олень, — сказал Вирджинии Эрл. — Может, у них есть мотель.

Вообще-то мотель «Тополь» лежал на полмили западнее Белого Оленя, на обширной равнине к югу по шоссе 60. Маленькое заведение, где в проеме между двумя низкими строениями стоял мертвый или умирающий тополь. На площадке перед мотелем уже набралось достаточно машин, а в большей части комнат горели огни: там уже расположились такие же путники, застигнутые бурей. Эрл заехал на площадку и припарковался как можно ближе к конторе управляющего, потом побежал через залитую дождем стоянку, чтобы узнать, есть ли свободные номера. Когда, мотор умолк, а по крыше застучали струи дождя, сидеть в «понтиаке» стало еще тоскливее.

— Надеюсь, у них найдется для нас место, — сказала Вирджиния, наблюдая, как играет неоновыми отблесками стекающая по стеклу вода.

Гир не ответил. Дождь барабанил по крыше.

— Поговори со мной, Джон, — попросила она.

— Зачем?

Она покачала головой.

— Не важно. — Пряди волос прилипли ко лбу Вирджинии; несмотря на дождь, в салоне было жарко. — Ненавижу дождь.

— Он кончится до утра, — ответил Гир, проведя рукой по своим густым седым волосам.

Этот жест он использовал в качестве пунктуации — разделительный знак между высказываниями. Вирджиния слишком хорошо знала его риторику — и словесную, и такую. Иногда она думала, что знает о нем абсолютно все и он больше не может сказать ничего, что она по-настоящему хотела бы услышать. Но возможно, это чувство было взаимным они уже давно притерпелись к такой семейной жизни. Сегодня ночью, как всегда, они лягут в отдельные кровати, и Джон заснет глубоким спокойным сном. Он засыпал легко, а Вирджинии вечно приходилось глотать таблетки, чтобы добиться благословенного забытья.

Сон, часто говаривал Джон, — это время для общения с Господом. Он верил в вещие сны, хотя никогда не рассказывал Вирджинии, что именно ему снится. Она не сомневалась: настанет время, и он откроет всем эти удивительные сновидения. Но пока он спал один и держал свои мысли при себе, оставляя жену наедине с ее печалями. Легко было озлобиться, но она противилась искушению. Его предназначение было великим, так решил Господь, и с Вирджинией Джон обращался не строже, чем с самим собой: его распорядок мог бы разрушить более слабого человека, и он осуждал себя за малейшее проявление слабости.

Наконец Эрл вышел из конторы и пробежал к машине. В руке он сжимал три ключа.

— Номера седьмой и восьмой, — сказал он, задыхаясь. Дождь затекал ему в глаза и нос. — И ключ от проходной комнаты.

— Хорошо, — сказал Гир.

— Последние свободные номера, — сказал Эрл — Подъехать ближе? Они в другом здании.

Интерьер двух смежных номеров представлял собой апофеоз банальности. Они уже тысячу раз останавливались в таких же каморках: на постели лежало покрывало ярко-оранжевого цвета, а на бледно-зеленой стене висел выцветший фотоснимок Большого каньона. Джон остался равнодушен к тому, что его окружало, однако Вирджинии номер показался моделью чистилища: бездушное преддверие ада, где никогда ничего не случалось и не случится. Ничто не отличало эти комнаты от других, прежних, но с ней самой сегодня что-то происходило.