Энн Райс - Дар волка. Дилогия (ЛП)

В дверь позвонили; это оказался официант с фруктами и сыром — обычным для таких номеров подарков постояльцам от менеджера отеля. Да, конечно, кофе будет через несколько минут.

Ройбен аккуратно поставил еду на кофейный столик.

— Ты давно ел в последний раз?

Молчание.

В конце концов Ройбен все же умолк: и потому, что больше не знал, что сказать, и потому, что, похоже, Джиму хотелось именно этого.

Когда принесли кофе, Джим взял чашку и сразу выпил, хотя кофе был очень горячим.

Потом он медленно перевел взгляд на Ройбена и долго-долго рассматривал его, рассматривал беззастенчиво, так же примерно, как дети без всякого стеснения или неловкости разглядывают тех, кто их чем-то заинтересует.

— Знаешь, — вновь заговорил Ройбен, — если бы ты имел хоть какое-нибудь представление о том, кто это сделал… — Он намеренно не закончил фразу, дав предполагаемому продолжению повиснуть в воздухе.

— Это я знаю совершенно точно, — ответил Джим. Его голос звучал чуть внятнее, чем прежде, в нем прорезались эмоции. — Расправиться намеревались со мною. А теперь они точно знают, что я жив.

Ройбен почувствовал, что волосы у него на затылке становятся дыбом, и сразу началась знакомая щекотка под кожей, и лицо вспыхнуло..

— Пока его избивали и резали, его все время называли отцом Голдингом, — мрачно, однако с гневной интонацией сказал Джим. — Он сам сказал мне это, когда его несли в «Скорую помощь». А он так и не признался им, что они напали не на того.

Ройбен немного подождал и решился поторопить брата:

— Я тебя слушаю.

— Да? — уже почти нормальным голосом сказал Джим. — Я рад.

Ройбен опешил, но сдержал эмоции, как только что перед этим сдержал жжение под кожей.

Джим открыл портфель, вынул оттуда ноутбук, открыл его на коленях и пробежался пальцами по клавишам, видимо, подключаясь к Wi-Fi сети отеля.

Потом он поставил ноутбук на кофейный столик и повернул экран к Ройбену.

Яркое цветное фото молодого блондина в солнцезащитных очках и газетная шапка из «Сан-Франциско кроникл»: «Новый покровитель искусств в нашем городе».

Ройбен сглотнул и вновь подавил щекотку под кожей: не сейчас, потом!

— Это он?

— Фултон Блэнкеншип, — сказал Джим. Достав из кармана пиджака сложенный лист бумаги, он протянул его Ройбену. — Здесь его адрес. Аламо-сквер, ты знаешь тот район.

Он придвинул компьютер к себе, набрал еще что-то и снова повернул экран к брату. Большой ярко и со вкусом окрашенный викторианский дом, пожалуй даже, архитектурная достопримечательность с башенками в виде «ведьминых колпаков», которые режиссеры так любят при каждом удобном случае вставлять в кинофильмы.

— Да, этот дом я видел, — сказал Ройбен. — И точно знаю, где он находится.

— Этот тип — крупный наркоторговец. Торгует самодельным продуктом, который на улицах называют «супер бо» — смесь сиропа от кашля с любыми самыми низкопробными наркотиками, какие только есть на свете. Поначалу сбывал эту дрянь чуть ли не за бесценок, а теперь молодежь чуть ли не полностью перешла на нее. Высочайшей концентрации. Ребятишкам дают пробную порцию, разбавленную в бутылочке газировки на шестнадцать унций, и с первого же глотка начинаются галлюцинации. А в дозе побольше — наилучший наркотик для, как это иногда называют, «дружеского изнасилования». За ним на Левенуорт съезжаются аж из дальних пригородов, и он все время нанимает новых распространителей. Около пятнадцати процентов умирают от передозировки, а еще пять впадают в кому. Из которой никто пока не вышел.

Он умолк, но на сей раз Ройбен не решился сказать ни слова.

— Около двух месяцев назад, — продолжил после паузы Джим, — я всерьез взялся за местных распространителей, старался сделать так, чтобы хоть кто-нибудь из них понял, кто они такие и что делают. Дети умирают! — Голос Джима сорвался, и ему понадобилась секунда-другая, чтобы справиться с собою. — Я каждую ночь выходил на Левенуорт, исходил ее вдоль и поперек. Неделю назад ко мне подошел один из этих мальчишек, сказал, что он любовник Блэнкеншипа, ему шестнадцать лет, он удрал из дома, торговал собой, сел на наркотики и теперь жил с Блэнкеншипом в том самом викторианском особняке. Я поселил мальчишку в «Хилтоне» — о, конечно, ничего похожего на эту роскошь, — а номер снял на мамино имя, она часто оплачивала всякие мои дополнительные расходы. Двадцать третий этаж… Я думал, что он в безопасности.

Джим снова приостановился, на сей раз борясь с подступающими слезами. Посидел немного, пожевал беззвучно губами и продолжил: