Энн Райс - Дар волка. Дилогия (ЛП)

— Geliebten Lakaien… — повторил Маргон. — Для тех из нас, кто не владеет немецким языком, повторю, что древнее, вошедшее в легенды имя для «возлюбленных слуг», которые издревле заботятся о нас и поддерживают огонь в наших очагах. Под этим именем их знает, любит и ценит весь мир. Мы глубоко признательны вам за веру в нас и верность.

Все остальные недружным хором повторили его последние слова, и Лиза вдруг зарделась. «Если это и впрямь мужчина, — подумал Ройбен, — то я никогда еще не видел мужчину, который так хорошо умел бы притворяться женщиной». Но, откровенно говоря, он всегда воспринимал Лизу исключительно как женщину. Он с удовольствием повторил новое для него наименование этих таинственных Нестареющих; помимо всего прочего, он всегда радовался новому знанию.

— За вас, наши добрые господа, старые и молодые, — сказала Лиза, поднимая свой бокал. — Мы никогда, ни на мгновение не забываем о бесценной для нас вашей любви и заботе.

— Аминь! — воскликнул Маргон. — И хватит речей, а то пища остынет. Большие часы бьют десять; я зверски голоден. — Он сел на место и потянулся к блюду с мясом, дав тем самым сигнал, что можно приступить к еде.

Фрэнк включил стоявший на сервировочном столе плеер — полились чарующие звуки концерта Вивальди — и вернулся к столу.

В Нидек-Пойнт вернулись смех и веселая болтовня. И разгулявшаяся снаружи буря лишь подчеркивала праздничный дух вечеринки. Разговор то становился общим, то разбивался по группам и парам, и все лица были радостны, а все голоса — оживленны.

— А что же в такую ночь делают Лесные джентри? — поинтересовался Фил. Снаружи отчетливо доносились скрипы и стоны старых дубов. Где-то вдалеке с громким треском сломалась большая ветка.

— Я пригласил их на праздник, — ответил Маргон, — по крайней мере, Элтрама, Мару и всех, кого они пожелали бы привести с собой, но они крайне дипломатично сказали мне, что их уже пригласили другие старинные знакомые, обитающие далеко на севере. Поэтому думаю, что сейчас их здесь нет. Но, поскольку у них нет материальных тел и они существуют как стихийные сущности, думаю, что такая буря не может доставить им ничего, кроме удовольствия.

— Но они же вернутся, да? — спросил Стюарт.

— О, не сомневаюсь в этом, — ответил Феликс. — А когда, не скажет никто, кроме них самих. Но здесь не только они одни — не бывает лесов без духов. Тут полно и иных, которых мы не знаем по именам, но и они, если сочтут нужным, вполне могут продемонстрировать свое могущество.

— И они охраняют этот дом? — чуть слышно спросила Лаура.

— Да, — просто сказал Феликс. — Они его охраняют. Но никто из обитающих под этой крышей не должен испытывать ни малейшего опасения на этот счет. Что касается тех, кто замышляет вред для этого дома…

— Но эта ночь не для разговоров о всяких опасностях, тревогах и всяких прочих скучных обыденных вещах, — перебил его Маргон. — Давайте лучше еще раз выпьем. Выпьем за каждого из участников этой прекрасной компании и за всех нас вместе.

Провозглашались один за другим тосты, были съедены дичь и мясо, потом все вместе убрали со стола, и это было сделано так естественно, будто так поступали каждый день, и поставили сыры, свежие фрукты, немыслимо вкусные и красивые шоколадные десерты и разнообразную немецкую выпечку.

В половине двенадцатого Феликс снова поднялся. Все как-то сразу посерьезнели и изготовились к не столь веселым размышлениям. Музыку давно выключили. В камин подбросили новых дров. На столе стояли перед кем кофе, перед кем бренди. Выражение лица Феликса было задумчивым, даже философским, но углы рта приподнимались в знакомой улыбке — как всегда, когда он пребывал в хорошем настроении.

— Итак, умирает очередной год, — провозгласил он, глядя в сторону, — в течение которого мы потеряли Маррока, Фиону и Хелену.

Определенно, он намеревался сказать что-то еще, но тут его перебил Маргон.

— Этой ночью я не стал бы произносить имена тех, кто принес смерть на Модранехт даже ради всего мирового добра, — негромко произнес он. — Но назову их ради тебя, Феликс, если ты того желаешь, и ради любого другого, кто хочет оплакать их.

Феликс печально, но с пониманием улыбнулся ему.

— Что ж, — продолжил Маргон, — давайте в последний раз помянем их имена и помолимся за то, чтобы они попали туда, где обретут покой и понимание.

— Да будет так, — подхватил Тибо, а за ним и Сергей.

— И вы, Филип, простите нас, — сказал Фрэнк.

— Простите вас? — удивился Филип. — За что же мне вас прощать? — Он поднял бокал. — За матерей моей Модранехт и за ту жизнь, которую я ныне обрел. Я не намерен возлагать на кого-либо обвинений в злонамеренности и не стану оскорблять вас благодарностью, но в моей истории открылась новая глава.