Ксения Таргулян - Корабль уродов

Котенок в его правой руке наконец кончил извиваться и пищать и покорно повис, нервно подергивая хвостом.

— Но Джек, — максимально спокойно произнес Артур. — Почему, если подарок не подходит Вренне, нельзя подарить его Мекс? Хочешь, я выкуплю его у тебя?

— Нет, не хочу. И это не обсуждается. Я сдам его в зоомагазин или прикончу — другого не дано.

Мекс вспыхнула яростью при этих словах, но Артур ее опередил:

— Вообще, Джек, разве разумно было показываться в городе? А если бы тебя узнали? Если бы проследили досюда? Мало того что вас двоих бы взяли — кто вас там ищет? — так ведь и нас с Мекс в психушку бы вернули.

— Там вам и место, — буркнула Вренна.

Джек пожал левым плечом.

— Ну вы же заказываете еду по интернету, и вам привозят сюда — и ничего.

— Но это проверенная контора, мы закупаемся у них уже много лет.

— Не будь параноиком. Ай!

Извернувшись, котенок укусил Джека за запястье, тот от неожиданности разжал хватку, выпуская его, и зверек, шкрябая когтями по паркету, скрылся за ближайшей приоткрытой дверью.

— Вот паршивец, — констатировал Джек, разглядывая глубокие ранки.

Мекс подошла вплотную к Джеку, и он немного покраснел.

— Котенок остается у меня, ясно? Живой и невредимый. И попробуй только что-нибудь с ним сделать, — она воздала кулак к его носу, сверкнула глазами и, громко цокая, последовала за питомцем. Недолго думая Артур поспешил за ней.

— Вренна? — окликнул меня Джек, когда я поднялась на ноги, чтобы тоже уйти.

— Да делай с ним что хочешь — мне всё равно.

Докапываться он, слава богу, не стал, и я тихо ушла в свою комнату.

Этой комнатой здесь служила одна из гостевых, достаточно просторная и приятная на глаз, но необжитая и оттого не очень уютная. Даже спустя полмесяца я не сблизилась с этими бледно-голубыми стенами и атласными драпировками на окнах и кровати.

Я бы пошла в гостиную, ту, что сразу под крышей, всю уставленную фолиантами и с винтовой лестницей посередине, но именно туда, скорее всего, пойдет Джек. А мне хочется одиночества — поэтому я здесь.

Мне хочется убрать отсюда эти тяжелые темные шторы и впустить больше света, тем более что вид выходит на море, серое, но величественное в осенних дождях.

Мне хочется разбросать здесь какие-нибудь тетрадки или провода, но здесь почти нет моих вещей, а те, что есть, прячутся по ящикам. Как-то рука не поднимается наводить беспорядок среди такого убранства.

Я негромко включила музыку, посмотрела сквозь стекло на холодную стихию, села на кровати… Может, зайти всё-таки в гостиную и выбрать какую-нибудь книгу? Или попросить у Джека ноутбук? Впрочем, нет, я забыла, у меня же уже кое-что начатое.

Воодушевленная этой идей, я начала поиски и вскоре достала заветный сборник из своей дорожной сумки, покоившейся на дне гардероба. Я и не вспоминала о книге все эти дни, но теперь, как ни странно, с удовольствием закопалась в подушках и погрузилась в прерванное чтение.

Пятое из «Десяти томных сердец» принадлежало проклятому юноше, обреченному похищать половину души каждой женщины, испытавшей к нему влечение. Оканчивалась история рождением у одной из его возлюбленных сына, которому суждено перенять отцовское бремя.

Кажется, это был самый длинный рассказ в этой книге. Когда я дочитала его, уже сгущались сумерки. Я снова выглянула в окно — и охнула от восхищения. Шел снег. Мокрые белые хлопья слетали с небосвода и растворялись в черной воде, окрыляя собой темный воздух.

В Гвозде тоже, бывало, шел снег, но редко — не каждую зиму. Зато там вечно накрапывал дождь, а когда он переставал, Замок окутывало липким туманом. Может, поэтому я так и не сбежала — просто всё время была плохая погода? Ну да, забавная теория.

Тьма и зябкость за окном добавили комнате теплоты и уюта, и я со свежим интересом продолжила чтение.

Когда давно, в юности, лет, может, до девятнадцати, я увлекался литературным творчеством. Рассказами, попросту говоря. Правда, законченных у меня почти не было — большинство забрасывал где-то на середине, а в некоторых и вовсе записывал только пару эпизодов. Но это доставляло мне удовольствие и отвлекало от навязчивых мыслей — почти как наркотик.

Где-то половина того, что я писал, было откровенной порнографией, еще четверть — хоррор и ужасы, основанные на реальных событиях. И оставшаяся четверть — что-то более ли менее стоящее, так сказать, мои попытки написать историю со смыслом. Но ни одну из них я так и не довел до конца.