Виктор Точинов - Молитва Каина

Есть! Отбегался!

Он подскочил к упавшему, достав нож-косарь и готовясь довершить дело. Мортус молча бился, стараясь разорвать опутавший тело снурок, но тот был хоть и тонок, да плетен из конского волоса, из самого отборного, от молодой кобылы-двухлетки. Троих людей на таком снурке подвесить, и то выдержит.

Мортус закричал, пронзительным тонким криком без слов, и Емельян убедился, что все Аверьяныч наврал, и даром речи урод не владеет.

Махнув косарем, как саблей, он сбил на сторону личину – чтоб не мешала удару, чтоб клинок не скользнул по ней, чтоб вошел точно в глазницу.

И не понял, куда бить…

Открывшаяся рожа была чем угодно, только не человеческим ликом.

Словно кто-то, сильно злой на мортуса, порубал лицо его в куски, перемешал и склеил в беспорядке… Да еще подбавил куски от чужих лиц – видел Емельян рожу недолго, но показалось, что глаз там не два, а больше, а ртов так точно два – второй, перевернутый и оскаленный, виднелся там, где полагается быть лбу, а прямиком из губы того рта росло сморщенное, свернутое ухо…

Большего он в лунном свете не разглядел. Снурок лопнул. И тут же что-то резко ударило в бок, скрежетнуло по панцырю, удар был так силен, что Емельян не устоял на ногах.

Когда поднялся, мортус вновь бежал, но догонять его уже не хотелось… Он повернул назад, за спиной послышался громкий всплеск, и он мысленно пожелал уроду насмерть потонуть в болотной жиже…

Рохмисра он оставил, где тот лежал, сил тащить к яме не осталось. Мимолетно удивился, что не нашелся нигде багор мортуса, хоть возвращался Емельян тем же следом, и багор должен был попасться под ноги… Ну и пусть с ним.

Ихбродя Волкова на его нарах не оказалось. Знать, мортус начал ночные труды не с рохмисра, и Волков мертв, к живым мортус не приближался. Одной заботой менее.

…Светало. Седло оказалось не казацкое, неудобное, но Емельян не обращал внимания, соскучившись ездить повозками и стосковавшись по верховой езде. Решил проехать, скока сможет, к северу, к Минихову каналу, – полями, вне дорог – и там бросить конягу, барышников не искать.

Он надеялся, что навсегда убрался из проклятых мест и вернется иной дорогой. Он проехал довольно к северу, когда понял, что едет не туда… Что больше не хочет попасть в северные скиты, к мудрым старцам.

Емельян хотел в степь, хотел вдохнуть полной грудью ее вольный воздух – совсем не тот болотный и сырой, что здесь.

Он не привык отказывать своим хотениям – и завернул коня, и двинул на восток, встречь солнцу, не щурясь от бьющих в лицо лучей. Он не ведал, что впереди великая война за справедливость, и едет он навстречу громкой своей славе, и лютой смерти, и долгой посмертной памяти… Он просто ехал домой.

Клавдия Матвеевна Боровина уж поджидала Машеньку из карантину и внедолге поняла, что племянница ее в тягостях.

Тут надобно отметить одну особенность, присущую характеру тетушки. Способная охать, ахать, приходить в волнительность и чуть ли даже не впадать в обмороки по разным пустяковым поводам, в моменты суриозные Клавдия Матвеевна действовала по-военному решительно: оценив степень угрозы и силы противников, не мешкая составляла план действий и, опять же немешкотно, принимала меры по его исполнению. Словом, из Клавдии Матвеевны мог выйти недурной армейский командир, родись она мужчиной.

Так все случилось и при нынешней напасти.

Спрошенная прямо, Машенька открылася без тени смущения, однако же ни слова не услышала из пустых попреков, обычных при таких оказиях: сделанного не воротить, а тетушка хоть и осталась по бесприданности своей в положении старой девы, но в молодых годах давала «волю чувствам», пусть и избегнув нежелательных последствий оного.

Разведав диспозицию, тетушка оценила имевшиеся в распоряжении силы и средства, и оказались они скудны: возня с вступлением в силу духовной Аполлона Матвеевича предстояла не малая и не быстрая, тогда как Хронос со всей решимостью выступал на стороне противника.

Тем не менее план баталии был составлен споро и в исполнение приведен незамедлительно.

Буквально днями спустя к Машеньке просватался жених, Николай Сергеевич Охотин.

Отставленный недавно из армии в чине капитана, он прозябал в тринадцати верстах, в наследственной деревушке своей, пришедшей в полное запустение за годы его службы. Прошлым годом Охотин уже проявлял интерес к Машеньке, но ее неожиданно изменившиеся обстоятельства приостановили сватовство на самой его предварительной стадии.