Виктор Точинов - Молитва Каина

И ткнул лекарским ножиком в сердце, прежде чем рохмиср, ряженый в фельегеря, успел удивиться.

– И-и-э-э-э… – сказал рохмиср и упал мертвым.

Да что ж за ночь выдалась, а? Не уйти спокойно и мирно… Кто еще пожалует? Может, надворный Коппель прикатит?

Чуть позже он понял, что серчал зря. Ряженый рохмиср заявился не просто так, а с подарками. Да еще с какими!

Все, что Емельян, тогда звавшийся Иваном, не смог забрать у лжецаря – рохмиср сам сюда доставил в полной сохранности. На теле его, под мундиром, нашелся и пояс с казной, и та самая сумка кожаная, что на запястье лжецаря висела… А в тючке небольшом приседельном – среди прочего и панцырь свернутый, и пистоли царские, чуть Ивана-Емельяна на тот свет не определившие… И нож в ножнах, узкий, длинный… Справный нож, теперь лекарскую безделку и выкинуть можно.

Ужель в бега собрался рохмиср? Ему-то с чего?

Осмотрел добычу в околодке, пристроив коня к коновязи, а рохмисра оставив, где лежал. Первым делом глянул, на месте ли царские бумаги. Здесь… Остальное, бывшее в сумке, он осмотрел без интереса. Письмецо, что ихбродь Волков писал в бричке, два пашпорта, две подорожных, еще несколько листков, непонятных… Видать, рохмиср и свои бумаги сюда подложил. Да ни к чему они, в печку надо бы отправить… Вот царские, с орлами, – иное дело. Пригодятся… Для чего, он и сам пока в точности не знал, но пригодятся.

Емельян постоял мгновение с ненужными бумагами в руке. Он не догадывался, даже заподозрить не мог, что держит сейчас нити жизней многих людей, живущих далеко и понятия не имеющих о существовании беглого казака.

Но он держал, и монета судьбы тех людей зависла в воздухе.

Он открыл дверцу у печки.

Монета начала падать орлом.

Он махнул пачечкой бумаг раз и другой, сдувая золу. Ни единой красной точки не заметил, все угли догорели. Он не стал возиться с новым огнем, кинул бумаги на стол. Пусть их, все равно к нему касательства не имеют…

Монета упала решкой. И нитям многих судеб суждено было оборваться.

Он сложил все обратно в тючок, лишь панцырь решил надеть сразу, и надел. Пришелся впору, фигурой с ихбродем они были схожи. И хорош – легкий, прочный, не жмет, не трет… Немцы делали, не иначе.

(Емельян ошибся – панцырь сработали во Флоренции. Или не ошибся, тамошних насельников он равно счел бы немцами…)

Он решил носить обновку всегда, не снимая. Поди угадай, когда та потребуется… Рохмиср вот снял, или же промедлил надеть, – и теперь лежит, остывает. Ихбродь Волков в энтом деле лучше понимал.

Выйдя с околодку, он сбился с ноги, как запнувшись. Конь был на месте. Рохмиср исчез.

Оклемался?!

Уполз?!

Емельян всматривался в темноту и ничего не видел, редкие тучки ползли по небу, то и дело закрывая луну, и сейчас как раз закрыли.

Он имел верную руку и не мог промахнуться мимо сердца… После такого удара никто не оклемается.

Наконец просветлело, он вновь зашарил взглядом по сторонам, и увидел фигуру, которую нигде и ни с кем не мог перепутать.

Мортус… Подцепил рохмистра крюком и тащит. Да только не к яме погребальной и не к немцам для надругательства, да и не грешили тем Фридрих с Генрихом, они себе другую забаву придумали… Мортус не пойми зачем тащил тело в сторону болота. Так что же, он и других туда наладил? Зачем?

Он припустил следом, решив, что надо закончить дело. Он оставил бы урода жить, пусть на ярмарках честной народ веселит. Но тот сам выбрал судьбу, притащившись в неурочный час и увидев мертвого рохмисра. Ляжет с остальными, и тогда работа будет окончена.

Он думал, что догонит мортуса, даже не переходя на бег. Место неровное, кочковатое и кустистое, тут мертвяка таскать тяжко, не то что от барака к яме.

Не тут-то было. Мортус двигался споро, словно тащил свой груз по ровному льду. Пришлось бежать, пока трусцой. Мортус почувствовал погоню, обернулся, – и тут же наддал, так и не бросив мертвое тело.

Прибавил ходу и Емельян. Погоня – дело азартное, он чувствовал, что догоняет, но мортус еще раз оглянулся, стряхнул рохмисра с крюка и побежал налегке.

Невиданное дело – казак, молодой еще и в полной силе, гнался за кривоногим карликом-уродом – и не мог догнать. На два десятка шагов приблизился – и все, только не отстать сил и хватало.

Тучки как-то кончились, луна светила, не прекращая, и облегчала погоню, но помочь ее успеху не могла.

Мчался мортус к середине болота, к топи. Если знает тайную тропку-гать, может уйти…

Емельян на бегу распустил снурок, метнул гирьку особым манером.