Марк Перовский - Бездна

– Вот-вот. Деньги-то я, конечно, взяла, и потом они смотрели меня нормально… но сам факт.

– Выпьем за то, чтобы таких снобов не было, – мы стукнулись бутылками и опрокинули их.

Обычно я провожал её до небольшого перекрёстка, откуда она сама перебегала дорогу, не обращая внимания на яркие жучки машин, снующих туда-сюда, и скрывалась во тьме переулка, куда мне она заходить запрещала, говорила, что муж её не поймёт.

Я же её понимал, прекрасно понимал. Ревность – опасное чувство, опаснее многих других. Смертельнее только гнев и зависть.

Возвращаться домой мне приходилось пешком. Я шёл сквозь улицы, смотрел на старые дома, немногочисленных людей с тусклыми понурыми лицами. Шёл и думал о своём предназначении, о своей дальнейшей жизни, представлял, как приедет Элизабет, как мы будем бродить вдвоём через потоки дыма, водосточных труб, ярких окон, грязных луж и огромного зимнего неба. Но в те моменты я чувствовал себя по-настоящему однако. В животе всё сжималось от осознания того, что, возможно, я навсегда один в этом мире, что все, кто меня окружают – всего лишь люди, которым стало настолько же одиноко, что мы смогли, наконец, сойтись и собираться вместе время от времени. Я боялся, что вновь останусь один. А быть одному, без людей, значит обречь себя на медленную, разъедающую изнутри смерть.

Хотя смерть и так постоянно была со мной. С тех пор, как я осел в этом городке, я только и вижу на крышах домов её посланников. Они выходили из тьмы, лишь когда солнце упадёт за горизонт, и небо прольёт на себя чёрную краску, раскрывая для всех необъятную пасть космоса с белоснежными клыками звёзд. Я слышал их вой, жажду крови видел в жёлтых глазах. Они знали, что я их видел, но меня они не трогали, никогда, и лишь словно бы застывали на месте, дожидаясь своего часа.

На одной улице мне довелось увидеть целых три монстра. На разных её концах – в начале, середине и конце – они сторожили своих маленьких смертных друзей, надеясь, что их собьёт машина, они упадут с моста, напьются до остановки сердца. И я шёл сквозь них, зная, кто и когда умрёт.

На крышах моего и соседних домов ни разу, однако, я не видел Жнецов. Похоже, архангел Гавриил решил пощадить меня, чтобы я не видел гибель тех, кто хоть как-то был связан со мной.

И всё же волнение нарастало с каждым днём. Я ждал ответа на своё письмо, ждал с нетерпением в надежде на то, что Элизабет приедет, как можно скорее и разгонит моё одиночество. Людвиг был наконец-то занят работой и последние дни разъезжал по соседним городам на аукционы, продавал свои не дорисованные картины, которые многим нравились. Да, в них был какой-то шарм, но я видел, через что он проходил, чтобы не дописать очередное творение.

Мою картину он закончил лишь на четверть. Людвиг дал мне ключи от своей маленькой комнаты, чтобы я приглядел за ней.

– Тебе я доверю, так что пригляди за домом, будь другом, – он вручил мне маленький ключик от двери, похлопал меня по плечу и уехал на машине прочь на вокзал. А я остался один, наедине с неполным собой, запечатлённым на холсте грубыми мазками гуаши.

Я часто сидел у него, не в силах противостоять давлению собственных стен. Теперь сидеть в каменной коробке, особенно своей, стало невозможно, мне нужен был свежий воздух, прогулки, веселье, друзья, которые всегда будут рядом. Не всегда это было при себе, но пока у меня была возможность проводить в своей комнатке на втором этаже как можно меньше времени, я пользовался этим. Слава Богу, у Людвига был довольно большой запас алкоголя: скотч, несколько бутылок пива, большие запасы дешёвого вина, пара бутылок водки. Что-то тяжёлое я пить не стал – не для одинокого мужчины бутылки были сделаны, – и ограничился лишь бутылкой вина, растянутой на неделю. Как раз спустя это время вернулся Людвиг, а у меня руках уже были деньги через неделю работы у Гумберта.

– Как аукцион? – спросил я первым делом, пока мы шли к кому-то домой на очередную пьянку.

– Хреново, – расстроенно ответил Людвиг, зачерпывая ногами наполовину растаявший снег. – Людям, видать, больше не нужно искусство, которым я промышляю. Им, видите ли, нужные более цельные картины. Мои тоже цельны, в некоторых даже смысл есть.

– Искусство должно быть цельным. По частям его не продашь, это тебе не чёрный рынок органов.

– У меня получалось. До поры до времени.

– Все заканчивается. Просто продолжай творить. Пока что у тебя есть цель – закончить мой портрет. Вот и стремись к этому.