Арчибальд Скайлс - Мадонна. Проклятый город

Я подумала: «Может, все же сходить к ней на семинар раскрытия женственности, который она пестует уже несколько лет?» Я думаю это и чувствую, что боюсь, не скучно ли Аршику со мной? Он замечательный любовник. Никогда не знаешь, что еще он в тебе раскроет. Мы как будто идем из темноты на свет. Аршик, что ты со мной делаешь? Какую вершину ты хочешь, чтобы я покорила?

Моя мама любила повторять: «Слишком хорошо – это уже нехорошо». Теперь мне приходится на собственном опыте ощущать, что значит поговорка, смысл которой я никогда не понимала. Аршик… Близость с ним одновременно и манит, и пугает меня. В первый же раз я отметила для себя, что он умел и опытен, но все эти определения годятся для того, чтобы описать некие границы, в рамках которых человек может показать себя. А он? Он практически сразу ведет меня туда, где они кончаются и идет дальше. И там, где удовольствия становится так много, что оно начинает превращаться в муку, я пугаюсь. Я понимаю, что просто не готова вместить в себя столько, сколько он может дать. Что-то во мне держит меня и не пускает. «Все. Хватит!» – Хочу крикнуть я, но понимаю, что это крик всего лишь какой-то части меня, но мое тело не согласно прекращать эту муку. Оно хочет наслаждаться еще и еще, и мое лживое, трусливое «нет» его не устраивает. Что-то такое есть в Аршике: на него я всегда реагировала ВСЕМ телом, включая чувства и мысли, которые рождались в сердце и голове. С ним я шаг за шагом все лучше и лучше чувствовала и понимала себя саму. Как будто бы он специально постоянно направлял фокус моего внимания на мои собственные ощущения. Иногда он завязывал мне глаза, иногда массировал, иногда лишал возможности слышать, но всегда это было направлено на то, чтобы я отвлеклась от того, что мешает оргазму.

– Я хотел бы, чтобы ты понимала свою женственность как переходную ступень к цельности. Ведь и для меня моя мужественность в конце концов стала муженственостью, – сказал он как-то невзначай. Что он имел в виду? Я не понимала.

***

Я сидела на кухне и разгадывала, как кроссворд, какой-то чудной дореволюционный рецепт, но вдруг вспомнила, как Вася рассказывал про икону. В семье у них хранилась Неопалимая Купина, которую отец Васи нашел где-то на скотном дворе в деревне. То ли предки держали ее там, как защитницу от пожара, то ли, что более вероятно, спрятали там после революции. Икона оказалось очень древней, восемнадцатого века. Когда Вася вырос, он спросил отца, почему вся она в круглых отпечатках от ударов, и папа рассказал ему, что это же Вася и бил по иконе молотком, когда был совсем маленьким.

– Видимо, это ты так молился, – сказала я тогда.

– Ага! Это он еще тогда пытался достучаться до Небушка, – сострил Аркадий. – Ой, смотри! И вправду тебе там откроют. Что делать тогда будешь?

– Улечу от вас. Злые вы, только себя любите, – пошутил Вася.

– Ну, телеграмму пришли, как доедешь, – в тон ему ответил Аркадий.

– Эти невротики, – донесся из холла голос Аршика. – Они не понимают, что секс является не средством для разрядки, для снятия напряжения, а способом выражения любви. Священнодействием. Я люблю, значит, я е…у. Я е…у, значит, я люблю.

– Невротики, невпопики, – отвечает Вася. – У всех животных совокупление и совместная жизнь самца и самки существует только для выведения потомства. И когда мужчина и женщина объединяются для этого же, они ничем от животных и не отличаются. Поэтому никакого другого применения секса, кроме разрядки и шантажа, придумать не могут.

Я вышла к ним и спросила Васю:

– А багульник чем-то можно заменить? Тут в рецепте написано.

– Розмарин положи, – сказал Вася. – Это один в один багульник. Там есть.

Я вернулась на кухню и стал искать среди пакетов с приправами, но кроме розмарина, нашла обрывок, где Васиной рукой было написано:

«Город холодный, город надменный.

Северный деспот бескрайней страны.

Будешь затоплен ты черной (Невою – зачеркнуто.) рекою.

Будешь унижен ты ниже воды.»

Я сохранила эту запись, как все остальные с Васиными стихами. А может быть, еще и потому, что, прочитав его стихи, я вспомнила свой сегодняшний сон. Я видела эту черную воду. Я видела людей в этой темной воде. Но я летела высоко. Это воспоминание вызвало во мне какое-то тянущее чувство непонятной тоски. Я отогнала его и больше не вспоминала. А стихи запомнились.

***

Вернулся отец Андрей. Загорелый, веселый. И сразу укатил с парнями в ангар.

Вечером вернулся один Вася. Накинулся на пиццу, которую я сделала. Хвалил так, что захотелось его остановить. В конце концов, это у него я подглядела, что можно сделать ее на слоеном тесте.