Арчибальд Скайлс - Мадонна. Проклятый город

Васин негативизм что-то задел во мне. По дороге домой я молчала. Вспоминала отца. «Как же так?» – Думала я. – «Он столько мог бы сделать, ему столько было дано, он был так нужен. Но вместо того чтобы жить и радоваться, он отвернулся от нас и выбрал пустое философствование, чтобы оправдать свое безделье, и так умер один в кресле перед телевизором».

У Васи были какие-то планы на остаток дня, и он нас покинул, а мы с Аршиком поехали к Ольге в квартиру, чтобы накормить кота и забрать кое-какие вещи. То ли это выставка так повлияла на нас, то ли Ольгина квартира… Если бы меня спросили, как мы занимаемся с ним любовью, то я, к удивлению своему, не смогла бы ответить точно. Очень часто я не знаю, что он делает. Я улетаю куда-то и не всегда помню, что делал он, что чувствовала я. Слышали вы иногда, как с шумом сходит с каменистого берега волна, шевеля гальку? Иногда я чувствовала себя таким берегом. Знаете, как иногда лопается воздушный шар, который надули сверх меры? Иногда я чувствовала себя этим воздухом, который больше ничто не сдерживает. Каждый раз он дарил мне новое понимание того, кто есть я. Каждый раз я чувствовала себя то руслом реки, через который пронеслась лавина и затопила все вокруг; то океаном, каждая молекула воды в котором вдруг стала живой счастливой искоркой; то дрожащей трубой, нет всеми трубами огромного органа вместе, и даже не это, а мелодией, которую на этом органе играл мастер; то воздушным шаром, раздувшимся до размера вселенной и разорвавшимся в бесконечность. И из каждого наслаждения я выносила толику нового понимания жизни, себя и своей роли в ней. Это было расширение границ понимания себя, знания, опыта и осознания. Я становилась не просто счастливее. Я становилась… мудрее.

– Неупиваемая ты моя чаша, – сказал Арш, повернувшись на спину и закрыв глаза.

Я едва слышала его. Я лежала, я плыла где-то в небе среди своих разрешительных слез, которые так и не долетали до земли, и думала: «За что мне такое счастье? Во мне нет столько «спасибо», чтобы вернуть ему за то, что он во мне находит и помогает почувствовать». И все же я чувствовала, что выстрадала его сама, заслужила своей болезнью, своими несчастьями.

Рядом на постели примостился Степка. Он вернул меня в реальность тем, что внезапно укусил за ногу. Я засмеялась.

***

Фестиваль татуировки произвел впечатление скорее не на меня, а на Аршика. И больше всего его поразил конкурс на самую уродливую татуировку. Одна за другой на сцену выходили «расписные» красавицы. Аршик сказал:

– Ты заметила, что самый частый ответ на вопрос, почему вы решили сделать именно такую тату, был: «Я просто доверилась мастеру»?

– Ну и что особенного? – спросила я скучающим тоном.

– Я ведь в каком-то роде тоже мастер. Мне бы так доверяли. Самость – это же грех. Вон, у Андрея спроси. – И он засмеялся.

После фестиваля, мы вышли из клуба «А2» 19 19 Клуб «А2» – находится на углу реки Карповки и проспекта Медиков в 50ти метрах от площади Льва Толстого на пересечении Каменноостровского и Большого проспектов. и решили пройтись пешком. Мы двигались вдоль Каменноостровского проспекта, но дворами.

– Васин маршрут, – сказал Аршик. – От сада композитора Андрея Петрова и почти до самой Горьковской можно идти через дворы и ни разу по проспекту. Только через улицы переходить.

– Что за прелесть идти мимо помоек и гаражей? – Спросила я, но он не ответил.

– Ну, как тебе «Окаянные мальчики»? – Спросил он через какое-то время про выступление музыкантов, которое завершало фестиваль перед шибари-шоу.

– Я почему-то про вас с Васей подумала, когда название услышала, – сказала я и засмеялась. – Ты окаянный, а Вася неприкаянный.

– Вот как ты нас видишь… – усмехнулся он и замолчал.

***

Я встретилась с Викой. Она единственная из моих подруг, которая регулярно звонит мне и другим нашим. Остальные, если им сама не позвонишь, так и не вспомнят. Все семейные или просто с детьми. Вика, как всегда, выглядит так безупречно, как будто идет на важную встречу. Она аккуратно достает ложкой из огромной кружки густой горячий шоколад, а я замечаю, что у нее из сумки торчит хлыст.

– Это для семинара, – коротко говорит она, раскрывает сумку, и я вижу еще «игрушки». – Ты не хочешь сходить на выставку эротической индустрии?

Я смотрю на нее, чувствуя, что краснею, но не от того, что увидела у нее в сумке, а от того, что вдруг представила, как призналась ей, что уже там была. Но я ей не сказала. Побоялась сглазить и не захотела рассказывать про наши отношения с Аршиком, а Вика интерпретировала все по-своему и снова пригласила к себе.