Грег Гифьюн - Сезон крови

Тем летом многое произошло, многое поменялось, и у меня было полно воспоминаний. Но этой ночью, в задрипанном автосалоне, при бледном свете ночников безопасности, попивая пиво и размышляя о прошлом, я сосредоточился на одном определенном дне.

Мы целеустремленно двигались через лес, быстро шагая по тропинке, пока не достигли уклона, а затем, примерно через пятьдесят ярдов, и просторной поляны. В середине, на круглом цементном основании стоял каменный очаг примерно пятнадцати футов высотой. В прошлые годы, когда этот клочок леса слыл популярным местом для отдыха, очаг был необходимым нарушением естественной обстановки: он обеспечивал защиту от костров, которые разводили слетавшиеся сюда толпы туристов. Но вокруг продавалось и застраивалось все больше участков, на другом конце города несколько лет назад появилась более современная площадка для палаток, и этот клочок леса оказался практически полностью забыт. Деревья здесь уже значительно поредели, дома подступали все ближе, но нас привлекало то, что совсем недалеко от центра города, в каких-то пяти минутах ходьбы, можно было оказаться в достаточно укромном месте.

Когда мы оказались у очага, я остановился, огляделся, чтобы убедиться, что вокруг не было свидетелей, затем кивнул Бернарду.

Он присел на корточки перед очагом, вытащил несколько камней, закрывавших устье, и сунул руку внутрь по самый локоть. Обратно он вытащил ее, уже сжимая журнал в прозрачной целлофановой обертке. У меня подскочило сердце. Так это правда! Бернард ничего не выдумывал.

– Вот же блин, – пробормотал я. – Это он?

Бернард отполз от очага и плюхнулся на плотную подстилку из сосновых игл. Его глаза быстро моргали за толстыми стеклами очков.

– Зацени.

Я сел рядом с ним. По краям обертки скопился водяной конденсат и земля.

– Сколько он уже тут лежит?

– Пару дней. – Бернард положил пакет на колени и принялся распаковывать журнал с такой осторожностью, будто держал в руках тонкий фарфор. – Я не рискнул оставлять его дома. Если бы мама его нашла, она бы взбесилась.

Бернард утверждал, что нашел журнал, по сравнению с которым «Плейбой» показался бы комиксом. Он не рассказывал о нем никому, кроме меня, по крайней мере, по его словам, – но ему никогда нельзя было вполне доверять. Вранье Бернарда никогда не было злонамеренным, но часто обильным, и из-за этого даже близкие друзья вроде меня не всегда были уверены, говорил ли он всю правду или приукрашивал. Поначалу я отнесся к его рассказу с большим подозрением: журнал настолько откровенный, что он не решался хранить его дома, даже не мог рассказать о нем никому, кроме самых близких друзей, таким он был непристойным, – все это было подозрительно похоже на обычные выдумки Бернарда. Но вот смотри-ка.

Я огляделся, внезапно осознав, что в лесу стояла необычайная тишина, которую нарушал лишь редкий крик птицы или отдаленный рев автомобиля, проносившегося по ближайшему шоссе.

– Надо обращаться с ним осторожно, потому что он не в лучшем состоянии. – Бернард достал журнал, судя по виду, очень старый, из полиэтиленовой обертки. На обложке красовалась черно-белая фотография блондинки, привязанной к деревянному креслу. На женщине были лифчик, трусики, чулки с поясом и туфли на высоком каблуке, а в рот было вставлено кожаное приспособление вроде лошадиных удил. На первый взгляд она была обычной моделью для какого-нибудь журнала с «детективными» рассказами или историями о «настоящих преступлениях», которые нам удавалось отыскать прежде. На их обложках, под пестрыми заголовками вроде «Сексуальный маньяк с ножом пытает прекрасных блондинок!» (или что-нибудь не менее кричащее), тоже всегда красовались полуобнаженные женщины. И все же с самого начала что-то в ней показалось мне иным. Выражение на лице этой женщины не казалось наигранным или притворным, как у других моделей. Она выглядела по-настоящему напуганной. Я быстро перевел взгляд на ярко-красные слова над фотографией: «СУЧКИ В ТЕЧКЕ». Обложка потрескалась в нескольких местах, поблекла от старости и завернулась по углам, и нигде на ней я не нашел ценника. Журнал был похож на любительский, обложка у него не была такой опрятной и глянцевой, как у тех, что лежали в магазинах и киосках.

– Ты просто не поверишь. – Смех Бернарда был скорее утробным, чем веселым. – Его издали в шестидесятых и, думаю, незаконно .

– Где ты его взял?

– У Чаки Динунцио.

– Ну разумеется.