Грег Гифьюн - Сезон крови

Через улицу от затененной стоянки высилась пустая фабрика, одна из множества, засорявших город, – памятник временам, когда здесь, как и в Поттерс-Коув, цвела текстильная промышленность. Невероятных размеров строение заслоняло те остатки лунного света, что умудрялись пробиться сквозь порывы швырявшего снег ветра.

Зная, что мой начальник не будет на объездах, я прихватил с собой упаковку с шестью банками пива. Алкоголь меня расслаблял, и я надеялся, что он поможет забыть о кошмарах и о том, что сказал на записи Бернард. Но даже алкоголь не мог изгнать рыскавшие в моем мозгу мысли, потому что, как и кошмары, запись была нашим общим опытом. Теперь требовалось только понять ее смысл. Но опасность, что могла в ней заключаться, была куда больше всего, с чем нам приходилось сталкиваться до сих пор. Она была куда реальнее любого сна или предчувствия. Она была ощутимой. Не могли ли эти намеки оказаться всего лишь очередными байками, новыми выдумками Бернарда, или, лежа в своем подвале, он говорил правду?

Подумайте обо всех прошедших годах. Подумайте о тех случаях, когда что-то во мне казалось немного неправильным, как будто чуточку странным, как будто концы не совсем сходились с концами.

На дне спортивной сумки, которую я брал на каждую смену, имелся небольшой холодильник. Из него я вытащил банку пива, открыл ее и отпил.

Как бы мне хотелось рассказать вам правду о себе, о моих делах, но если вы хорошенько вдумаетесь и перестанете себе врать, то поймете, что ответы всегда были прямо перед вами.

Я представил себе Тони. Когда я уходил на работу, она спала, уютно свернувшись в постели. Как всегда, она казалась особенно прекрасной и умиротворенной во сне, будто ничто в мире ее не заботило. Вернувшись от Рика, я рассказал ей о записи, но опустил большую часть подробностей и преуменьшил значение признания. Она посчитала все это еще одной, последней выходкой Бернарда, и больше беспокоилась о моем самочувствии. Мы вместе устроились в кресле и смотрели телевизор, потом Тони легла в постель, и я гладил ее по волосам, как ей нравилось, пока она не уснула. Сидя на краю постели, я задумался, не было ли правды в том, что сказал Бернард?

Готов поспорить, теперь она понимает, что ей следовало связать свою жизнь с кем-нибудь другим.

Может быть, из-за этого у нас уже так давно не было нормального секса. Может быть, она любит меня, но уже много лет не влюблена в меня. Может быть, она боится забеременеть, и одна мысль о том, чтобы завести ребенка в браке вроде нашего, для нее невыносима. Может быть, она получает все необходимое с кем-то другим. Может быть, все так просто. А может, и нет. Может, мы обожаем друг друга, но у нас накопились проблемы, как у любой другой пары. И, может быть, эти проблемы не имеют особого значения, пока мы знаем, что никогда не оставим друг друга.

Я допил пиво и кинул пустую банку в сумку.

Подумайте обо всех прошедших годах…

Кроме редких важных эпизодов, имевших особое значение, наши детские годы вспоминались лишь смутно. Жизнь в Поттерс-Коув по большей части текла однообразно, здесь мало что менялось. В те времена еще существовало явное различие между «школьной» и «уличной» одеждой, но не было видеокассет, игровых приставок и кабельного телевидения, компьютеров, Интернета и электронной почты, сотовых телефонов, пейджеров и микроволновых печей. Самым замечательным образцом новейших технологий, который можно себе вообразить, был ручной калькулятор без провода. Дети играли на улице и редко смотрели телевизор, да и каналов тогда было всего семь (ну или девять-десять, считая те, что ловились на дециметровых частотах – если в доме стояла соответствующая антенна) – последнее поколение, которое росло не таким искушенным и не столь поглощенным технологиями. Конец эпохи невинности, иначе не скажешь.

Летом 1975 года мы все переживали несуразный переход к подростковому возрасту. В тринадцать мы, по сути, перестали считаться детьми, но не были и взрослыми, и еще несколько лет нам предстояло находиться в некоем промежуточном состоянии между двумя этими этапами.

Годом раньше президент Никсон ушел в отставку и была похищена Патти Херст. В январе три человека, Джон Митчелл, Гарри Холдеман и Джон Эрлихман, которые постоянно появлялись на экранах телевизоров из-за процесса, на который мы не обращали особого внимания, были признаны виновными в деле о скандале в Уотергейтском отеле и получили тюремные сроки от тридцати месяцев до восьми лет. В апреле наконец завершилась война во Вьетнаме, Сайгон сдался, и остатки американских войск возвратились домой.