Грег Лумис - Секрет Юлиана Отступника

Я благодарю:

Моего агента Мэри Джек Уолд, без настойчивости, терпения и помощи которой я ни за что не увидел бы книгу опубликованной.

Дона Д’Ауриа, ответственного редактора «Дорчестер паблишинг компани», всегда находившего и время, и желание обсудить, что получается, а что нет, что правдоподобно, а что не правдоподобно, что может, а что не может помочь для достижения коммерческого успеха. Все это он делал с таким тактом, что я порой забывал, что находился не в вакууме, когда писал эту книгу.

Лию Халтеншмидт, в прошлом специалиста по рекламе, а ныне редактора «Дорчестер», обеспечившую моей предыдущей книге читательский интерес.

Конни Вилльямс, специалиста по рекламе, которая неустанно трудится, чтобы обеспечить продукции своего издательства режим наибольшего благоприятствования в книжных магазинах и прессе.

Мою жену Сьюзен; она же — главный исследователь, обожающий копаться в самых удаленных и глухих закоулках истории.

Вряд ли я сумел бы добиться успеха без помощи тех, кого упомянул здесь.

Деметрий очень не любил бывать среди мертвых по ночам. Если кто-то решил навестить могилу, чтобы, допустим, совершить жертвоприношение и преподнести душе ушедшего запас еды — что ж, дело обычное, но делать это следовало при свете дня, когда боги могут видеть обряд и обратить внимание на благочестивое почитание предков. То же самое относилось и к проведению похоронных процессий. Ночь — время зла и потусторонних сил, время Плутона (кажется, такое имя римляне придумали для повелителя Гадеса).

Но грек Деметрий был простым рабом и не мог выбирать время и место для своей работы.

Даже в тусклом и мятущемся свете факелов нетрудно было разглядеть, что у Секстина, его хозяина, тоже несчастный вид, хотя заказчиком был не кто-нибудь, а сам император. Еще один раб, галл по происхождению, — ему за какое-то непочтительное или неосмотрительное высказывание когда-то отрезали язык, — был напуган ничуть не меньше, чем Деметрий. Мало того, что в проходах между могилами стояла непроглядная темень, там еще могли быть смертоносные змеи; они, если верить слухам, вылезают по ночам из болот Тибра, чтобы жрать свежую мертвечину. Деметрий очень боялся змей, вырастающих якобы до такой величины, что могли сразу проглотить взрослого человека.

Звезды заслонило высокое здание. Ругаясь вполголоса, Секстин гнал обоих рабов с их грузом вперед, к подножию храма.

По крайней мере, Деметрий считал, что это храм.

На самом деле это был дворец, резиденция высокого священнослужителя той религии, к которой почти сорок лет назад склонился император Константин. Ее последователи поклонялись безымянному богу и его сыну, иудею, распятому на кресте, после чего он, как утверждали сторонники этой веры, воскрес из мертвых.

Воскресение из мертвых — это для богов и богинь самое обычное дело, думал Деметрий. Египетская Изида воскресала каждую весну с разливом Нила. Орфей спускался в царство Аида за своей женой. А еще был Митра, коему до сих пор поклонялись многие, и целая толпа персидских богов, и все они только тем и занимались, что выпрыгивали из своих могил — так же просто, как смертные встают от сна.

Но христианство чем-то отличалось от всех остальных. Чем-то таким, что вызвало у императора такую ярость, что он развернул против последователей этого учения гонения, равных которым давно уже никто не видел.

Именно из-за этой религии, думал Деметрий, ему, его напарнику и самому хозяину приходится ночью делать подкоп под этот не то храм, не то дворец, да еще и расшатывать камни, чтобы на того, кто захочет вытащить амфоры, обрушился здоровенный кусок стены.

Что же могло храниться в этих глиняных сосудах? Ясно, что не вино или оливковое масло. Слишком уж легкими они были. Деметрий не видел в своих действиях никакого смысла. Зато император, похоже, видел, если, конечно, он не сошел с ума.

Эудженио Пачелли, менее двух месяцев тому назад избранный Римским папой Пием XII, быстро шел полутемными коридорами «пещеры» — так частенько называли самые глубокие части здания базилики Святого Петра, и название это было лишь наполовину шуткой. Шедший впереди отец Эмилио Сардженти обернулся, поджидая своего немолодого спутника.