Четверть часа спустя прибыли еще две дамы: Вера Игоревна и Ариночка, самая юная в их обществе особа. Впрочем, недостаток лет она восполняла избытком ипохондрии.
Софи, они знали, вовремя не явится даже на Страшный суд, но никогда бы не осмелились попрекнуть ее этим. Она ведь была знакома с самой Зинаидой Гиппиус (да и не только с ней!) и исправно сообщала верной пастве вести и откровения о грядущей судьбе русской словесности и мира в целом.
Так что дамы ждали только Софи, а пока обсуждали последний выпуск «Весов» 1 1 Журнал русских символистов, выходил до 1909 года
. Разумеется, вскоре разговор их стремительно перетек в тему «о вечном». Первую скрипку тут заиграла Ариночка. «Да, я верю! – доносился из гостиной ее голосок. – Нет, я знаю! Я знаю, что грядет нечто великое. Мироздание остыло, человек засерел, обмельчал. Но у кого сердце не прогоркло, тот чувствует, как нагнетается в воздухе обновление мира. Люди творческие ведь все чаще обращаются к религии, к вечным образам, а значит – и к самому Господу! Это ли не знамение человечеству?»
– Как она верно все говорит, – прошептал вдруг Ваня, внимательно слушавший звон голоса молодой поэтессы.
– Тоже мне теолог. В розовых кружевах, любитель античности, – усмехнулся Саша.
– А ты у нас по Закону Божьему, наверное, отличник?
– Нет. Я ни по какому не отличник.
– Учеба не дается?
– Это я ей не даюсь.
Ваня открыл было рот, чтобы ответить, но тут же его закрыл, увидев стоящую на пороге мать.
– Сашенька, кому ты там не даешься? – с улыбкой подхватила Ольга Михайловна. – Да не бойся – не стану ничего выпытывать. Софи, наконец, пришла – хочет на тебя взглянуть.
И, взяв Сашу за руку, она торжественно вывела его в гостиную.
Если бы столик, за которым сидели дамы, не был круглым, то Софи непременно усадили бы во главе. Хотя, она и без того выделялась среди прочих. Она была высока ростом, коротко пострижена, а бледно-голубые ее глаза всегда были щедро накрашены.
– Хорош, – вынесла она вердикт, оглядев юношу с ног до головы. Говорила она тоже по-особенному, тщательно выверяя слова и придыхания. – Леночка, весь в тебя!
Елена пожала плечами, но с Софи спорить не стала. Та еще раз оглядела Сашу, уже более пытливо, подслеповато щурясь, и вновь обернулась к подругам.
Поняв, что больше тут не нужен, Саша собрался уйти, но Ольга Михайловна успела сунуть ему в руки котенка.
– Пусть у вас побудет, а то у Софи аллергия, – прошептала она.
Саша послушно взял кота под пушистое брюхо и поплелся обратно. На сей раз, освободив от горшка с фиалками видавшую виды табуретку, он уселся к окну, настойчиво начесывая холку котенка, который уже пригрелся у него на коленях.
В гостиной тем временем начались чтения.
Сначала Ариночка в неизвестном размере и сбивчивом ритме поведала, что чувствует себя «хрустальнокрылой стрекозой», отчего-то безвременно гибнущей среди «маковой зари», затем она стала саламандрой, затем змейкой и затем, наконец, упокоилась.
Маман тосковала по лермонтовскому Демону, сокрушаясь о его незавидной судьбе.
Феерический финал принадлежал, разумеется, Софи. Она зачитывала очередную часть своей гениальной поэмы на сюжет Евангелия. Новая песнь называлась «Иродиада» – то ли буквально в честь развратной царицы, то ли столь патетично в честь самого Ирода Антипы. В любом случае, вещь получилась очень мрачная, тяжелая и вовсе непонятная. И не столько избранный авторессой тяжелый слог, сколько ее собственная манера декламации заставляла вздрагивать при каждой рифме.
Далее последовали восхищения и поздравления подруг и скромное сообщение Софи, что переговоры с издателями уже ведутся.
Все это длилось часа два, после чего, утомленные беседой и вдохновением, дамы принялись пить чай. Подали его и в зимний садик. Вдобавок, к чаю прилагались пироги с капустой и пудинг с имбирем и цукатами.
Оголодавшие гимназисты так и рванули с насиженных мест к столику и подносу с едой.
– Ой… А на даче пироги с луком были, – мечтательно протянул Ваня, уплетая за обе щеки.
– Угу, – подтвердил Саша, забывшись на секунду.
Разошлись дамы уже часу в восьмом. На обратном пути Елена Андреевна решила пройтись пешком. Саша спорить не стал, а был только рад…
Уже начинало темнеть, Невский весь вспыхнул огнями. Двери Знаменской церкви уже закрывали, а по всему проспекту и на примыкающих улицах открывались и готовились к ночи ресторации, кафешантаны, питейные самого разного пошиба. Отовсюду долетали обрывки мелодий…
Читать дальше