Любовь Паршина - Юноша и Зверь. [история чёрного серебра]

– Здесь будь по-твоему! – быстро согласился англичанин. – Ну, не унывай, мой друг. Я ведь его не съем. До встречи, – он хлопнул Антона по плечу и, распахнув так и не запертую входную дверь, поспешил прочь, будто времени у него вовсе не было.

На следующий день, в субботу, Елена Андреевна собралась в гости к подруге, Ольге Михайловне Аловской.

Да и не просто в гости – намечался чуть ли не поэтический вечер. Дело в том, что госпожи Аловская и Кононова и прочие дамы их дружеского круга были настроены на весьма мистический лад и со дня на день ожидали если не конца света, то хотя бы нового Мессию. А в последние месяцы еще и усиленно сочиняли гимны и элегии в честь предстоящих событий.

Как-то раз Саша спросил мать, вправду ли та верит во все, о чем говорит. Она лишь сказала, что он еще слишком мал, чтобы обсуждать с ним такие сложные вопросы.

Впрочем, это не мешало брать его в этот раз с собой. «Оленька и Софи захотели на тебя взглянуть», – пояснила она.

Что ж, слово большеглазой Софи было непререкаемо в этом кружке. Да Саша был и не против еще разок взглянуть на сие «благородное собрание». Свидетелем таких встреч он был лишь дважды, когда дамы собирались на квартире у Кононовых.

И вот, поутру Дмитрий Петрович удалился на работу (он владел и заправлял небольшой, но довольно прибыльной типографией), а Денис – к институтским товарищам, у которых он бывал чаще, чем в родном доме.

Елена все крутилась перед зеркалом. Не могла же она ударить в грязь лицом перед подругами! У Оленьки наверняка будет какая-нибудь обновка, а о Софи и говорить нечего.

Наконец она решилась и оделась во все черное. Главным доводом стало то, что с черным гардеробом прекрасно будет смотреться ее бессменное и любимое кольцо с огромным куском белого янтаря.

Затем она бросила в сумочку свою маленькую тетрадь со стихами и кликнула Сашу, который уже битый час маялся у себя, готовый к выходу.

На трамвае они проехали до Знаменской, а оттуда уже до квартиры Аловских было рукой подать. По пути Саша еще раз отметил, что ехать в трамвае по субботнему Невскому – особое удовольствие. За стеклом ведь открывается целая экспозиция самого разнообразного народу: и невероятно важных господ, и развеселых гуляк и студентов, и суетливых лавочников, для которых выходной день самый что ни на есть рабочий, и такой городской бедноты, для которой и разницы-то нет – выходной день или будний.

А возле Знаменской церкви нашелся и вовсе замечательный экземпляр: бородатый человечек, стареющий, но не дряхлый, несмотря на погоду – в ветхом тулупчике и ушанке, и, несмотря на время суток, – пьяный насмерть. Стоял он на самой паперти, рядом с убогими старушонками, одной рукой украдкой, стыдливо покуривая папиросу, а другою – прося подаяния. И ведь подавали!

Саша с матерью прошли через сквер, окружающий церковь, и свернули на Лиговский.

Они не то что не опоздали – они, оказывается, пришли раньше всех. То ли им так случилось выйти раньше, то ли остальные дамы были озабочены гардеробом еще больше, чем Елена Андреевна. Саша вдаваться в подробности и размышления попросту опасался.

Ольга Михайловна так и ахнула, взглянув на Сашу.

– Бог ты мой! Какой кавалер вырос. Когда бы не форма, так и не скажешь, что гимназист. Красавец, Леночка, весь в тебя!

– Вот уж неправда, – возразила Елена. – От меня у него волосы и только…

– Ну а в кого же? На Диму твоего и вовсе не похож. Кстати, как он поживает?

– Хорошо! В марте, правда, захворал ненадолго, но теперь уж все хорошо. Только все на работе пропадает. И сегодня вот, с самого утра…

– В субботу? Ох, совсем себя не щадит.

Тут в прихожей появился светловолосый молодой человек, веснушчатый и слегка растерянный.

– Добрый день, Елена Андреевна. Саша, здравствуй, – поприветствовал он гостей.

– Ваня, гости уж давно пришли! Где ж ты бродишь? – пристыдила Ольга Михайловна сына. – Ой, да что ж мы в прихожей стоим? Проходите, дорогие.

И она радостно погнала гостей в гостиную.

– Мальчики, вам, верно, скучно будет с нами. Идите, по соседству в цветах поболтайте.

Оба гимназиста поплелись в соседнюю комнату, в которой было устроено некое подобие зимнего сада. Во всяком случае, кадушек и горшков с цветами там стояло много, а среди них – ажурная, кованая лавочка, словно для настоящего садика или парка.

Гимназисты расселись по разным концам лавочки, Ваня взялся за оставленную им книжицу. Время потекло дальше…

Разговор двух дам в гостиной журчал, не замирая, в то время как в этом городском садике стояла тишина. Меж двух юношей всегда было обычное, дачное знакомство – уже несколько лет кряду их семьи снимали на лето дачи по соседству друг с другом. В городе же продолжали общаться лишь матери.