Сергей Морозов - Серебряный узор на черном бархате

Она замолчала, опустив голову. Айвен поднялся и молча подошёл к ночному столику. Наполнил чашу из стеклянного графина с высоким горлышком и протянул ей.

– Выпей вина.

Лишь слегка пригубив, она резко поставила кубок на стол, будто что-то вспомнила.

– Вчера мне приснился сон, – начала она. – Я бегу по лестнице вниз. Во двор. Мне тревожно, а покои в замке опустели. Меня разрывает чувство горькой тоски, будто все ушли, забыв попрощаться. Почему-то мне кажется, что во дворе кто-то остался. Потому я, спотыкаясь, спешу туда. Небо затянуто свинцовыми тучами, а в воздухе запахи приближающегося дождя. Ноги запутываются, мне тяжело бежать. И вот я посреди двора. Передо мной стоит женщина, стоит спиной. Волосы мокрые, спутанные. Ноги босые. Кажется, что-то держит в руках, прижав к груди. Я осторожно обхожу её. Она трясётся, то ли от холода, то ли от страха. Голова опущена. Теперь я вижу, что она держит. Вода капает с её волос на маленький свёрток. Меня охватил ужас, и дрожащими губами я обратилась к ней. Женщина медленно подняла голову и, Айвен, – она всхлипнула, – Я увидела своё лицо. Я, другая я, исподлобья, злобно глянула на меня. – Миледи Ранна, – прошипела она, – Как же вы так? Ребёночек-то издох совсем. Я с ужасом разворачиваю грязное тряпье и вижу твоё лицо, успокоенное и бледное. Я отпрянула и упала наземь. Пошёл дождь. Она протянула ко мне ребёнка и истошно завопила, – Забери его, забери…

Она глубоко вздохнула и притихла. Айвен заметил, как дрожат её пальцы. В комнате стало заметно холоднее, и он накрыл её плечи мягким покрывалом. Ранна посмотрела на него, ожидая ответа, но он лишь нахмурился и обратил взгляд в сторону.

– Когда я проснулась, тебя не было рядом, – тихо продолжила она. – Я лежала с открытыми глазами, мне было страшно вставать. Хорошо, за ночным горшком явилась Агна. Она сообщила, что ты во дворе со старым Вааном. Только так и отлегло. Я говорила с ведуном, что живёт на Пристани, он и предостерёг меня. Хотя, что там его пророчества. Он только подтвердил мои опасения. Ты знаешь меня, Айвен, я не то, чтобы слезливая девчонка, размазывающая сопли по лицу. Но сердце щемит с того самого дня, как ты сломал королевскую печать.

Она коснулась его щеки.

– Ты слышишь меня?

– Я вернусь, – заговорил, наконец, он, – Я ведь всегда возвращался к тебе. Всякий раз в бою, нанося удары, уворачиваясь и парируя, я думал о тебе. Представлял, как вернусь в Квайтер и обниму тебя, жадно вдохнув твой запах. Как дотронусь до обнажённого тела, вздрагивающего от моего прикосновения. Или, когда ты начнёшь говорить, а я перестану слышать ворчанье Ваана, шум Морозного Леса и вообще все звуки мира, кроме твоего голоса. И Ния. Моя маленькая леди. Так же прелестна, как мать, и столь же беспечна, как отец. Эти мысли, давно сложились в образ, и подобно серебряному щиту оберегают меня. Сберегут и на этот раз. Потому, леди Квайтера, старая добрая Ранна, смахивайте уже последнюю слезу. Я вернусь к тебе, я обещаю…»

– Вы только посмотрите на это, ну разве это не чудо?

Айвен вздрогнул, услышав за спиной неприятный голос. Он обернулся. Перед ним, в двух шагах стоял высокий человек, на голову выше. Он был облачен в чёрную, расшитую серебряными узорами, бархатную мантию. Капюшон, отороченный мехом, ловко скрывал его лицо, из-под него торчали лишь маленький крючковатый нос и тонкие, бескровные губы. Рядом покачивалось кресло с высоченной спинкой, выполненное из дерева, обитого кожей и белой кости, скреплённой серебряным шнуром. Айвен посмотрел по сторонам. Бескрайняя равнина, выжженная огнём, усыпанная битым стеклом, рваниной и обломками каменных стен, вдавленных в тёмную, пропитанную кровью, землю. Кругом валялись мечи, алебарды, сломанные в щепки копья и пробитые щиты. Смятые кирасы и шлемы с оторванными забралами, втоптанные в рыхлую мёртвую почву. Ни единой души, даже мёртвые, скорее всего, поспешили подняться и покинуть этот пейзаж, набросанный смертью и разрухой. Незнакомец бесшумно приблизился к Айвену, и длинный шлейф, валявшийся под ногами, с шуршанием потянулся за ним. Он медленно извлёк из-за спины руку и длинным пальцем указал на что-то позади.

– Такие искренние чувства, – произнёс он. – Какая нынче редкость. Смотрю, и сердце моё рвётся.

Айвен перевёл взгляд. Перед ним выросла стена, ровно вкопанная в землю. Несколько мгновений назад он говорил с женой, давая ей жаркие обещания. Чувствовал аромат её волос. Слышал искреннюю боль в её словах. Теперь же, она смотрела на него с фрески, играющей на стене мягкими и живыми цветами. Грустными глазами полными отчаяния. Он коснулся рисунка, и фреска помутнела, постепенно растворяясь, будто тончайшая бумага, снедаемая огнём. Теперь его рука лежала на покосившейся холодной стене, наспех сложенной из чёрного кирпича.