Михаил Анохин - Проклятая повесть

Мои злоключения на этом не кончились. На автобусной остановке в «Тупике» (поразительное и в каком-то смысле, символическое название) попал под милицейскую облаву на алкашей и был скручен, помят и доставлен в районный медвытрезвитель. Правда, начальник медвытрезвителя узнал меня и «досрочно» освободил, но сам факт испытанного мною унижения так потряс, что я на следующий день попал в больницу с диагнозом: «острая сердечная недостаточность».

Две недели кололи мое бедное тело, но душа моя страдала куда сильнее, чем, я извиняюсь, задница, превратившаяся в решето для отцеживания чая. Весной, а точнее – к средине марта, меня выписали из больницы, и мне пришлось открыть супруге неприятную новость: отныне я безработный без надежды найти работу в этом городе.

Еще пару недель у меня не было никакого желания заглядывать в папку, ставшую источником моих неприятностей, а потом все-таки решился. Трудно сказать, почему. Наверное, потому, что написано было уже столько, что оставалось довершить кое-какие штрихи к похождению Геннадия Петровича Лялькина. Но не тут-то было. Набросав наспех план заключительных глав, я снова угодил в больницу с острым приступом мочекаменной болезни и был экстренно прооперирован. К осени, с трудом, вчерне, я закончил свое повествование, теперь уже безраздельно находясь на иждивении своей супруги.

На этом я заканчиваю изрядно затянувшееся и, в общем-то, необязательное предисловие к заключительным главам «проклятой повести». А что? Недурное название: «Проклятая повесть». Ведь и на самом деле, только силы тьмы умеют проклинать. Один Господь благословляет, но это личное, из опыта только что приобретенного на больничной койке и потому до конца неосмысленного. И вдруг неожиданно мне позвонил редактор коммерческо-рекламной газеты – «Все для Вас» – Валя Тарасов – и предложил написать серию статей на тему оккультизма.

– Я-то ведь знаю, что это Ваша тема, – хриплым баритоном увещевал меня Валечка. – Я сам кое-что написал, но устыдился собственной не компетентности.

Как ни соблазнительно выглядело предложение, пришлось отказаться: нужны были силы, чтобы закончить повесть. Но я о повести ничего не сказал Валечке. Учен, и крепко учен!

На следующий день после памятного посещения Самойловым и Кузьминым гостиницы «Томь», они случайно встретились в университете. Павел Игнатьевич не оставил свой попытки «вывести на чистую воду шарлатана от науки», как он выразился.

Кузьмин почувствовал легкую неприязнь к профессору. Ему показалось наивным, увлечение коллеги «методами позитивной науки», как будто сам, еще день тому назад, не был таким же, как он, убежденным позитивистом. Кузьмину мерещилось нечто иное, куда более грандиозное и фундаментальное, чем все, на чем стояла и стоит научная мысль. Это фундаментальное он только предощущал, только чувствовал, что оно есть, что оно рядом – стоит только протянуть руку, осмыслить.

Он молча выслушал Самойлова и не сказал ему, что имел встречу с Лялькиным, а самое главное – не сказал, что тот его ожидает в 14 часов в своем номере, в гостинице. На предложение Самойлова, повторить вечером вояж к Лялькину, Кузьмин ответил, что «потерял к этому интерес».

Лялькин ожидал прихода Кузьмина: это было видно по накрытому в номере столику, потому как на стук Виктора Васильевича немедленно открылась дверь, и Геннадий Петрович увлек его в номер, нежно охватив талию гостя своей цепкой, сильной, горячей рукой. Это не очень понравилось Кузьмину.

«Что он меня тащит, как женщину в постель?» – мелькнула мысль. Мелькнула и пропала. Сдуло, словно пушинку ветром.

– Присаживайтесь, Виктор Васильевич! Присаживайтесь и угощайтесь. – Лялькин надавил рукой на плечо Кузьмина, понуждая того сесть в кресло, напротив столика.

– Рекомендую: коньяк самый, что ни на есть советский! Нынче такого коньяка Армения не делает, а если и делает, то на экспорт.

Бутылка была открыта, и Лялькин, едва усевшись напротив Кузьмина, наполнил рюмки.

– Нынче вся Россия на экспорт, а уж про страны СНГ и говорить нечего, – докончил он свою мысль, поднося рюмку Виктору.

Тот попробовал сопротивляться: уж очень ему не хотелось пить, да и не любил он этого.

– Может, не стоит? Я, как-то не приучен… – Кузьмин отстранил рукой протянутую ему рюмку.

– А вы и не пейте – попробуйте, вспомните времена прошлые… Ведь вчера вы вспомнили и, надо сказать, любопытные случаи, вспомнили.

Слова журчали, лились, очаровывали и Кузьмин не заметил как, попал под это очарование.