Михаил Анохин - Проклятая повесть

Остается только гадать, знал ли Лялькин о том, что через десять дней Виктор погибнет, как многие, с кем он имел дело, или что-то иное предвидел этот колдун, когда говорил «важно»?

Как и было обещано Огарковой, Лялькин появился в её квартире через неделю, вернувшись из Томска. Он нашел Зинаиду Яковлевну в превосходном настроении и подумал было, что его наука пошла впрок.

Едва раздевшись, Геннадий Михайлович, сказал:

– Ты, Зиночка, способная ученица. Я предвижу, что ты будешь очень сильным экстрасенсом, когда обучишься этому искусству.

Однако услышал от Кусковой нечто такое, что его ошарашило.

– Я раздумала ехать в Москву.

– Но, но, но тебе же это необходимо! Уж не думаешь ли ты… – Лялькин растерялся и даже подзабыл, что он запросто может сделать с ней, что угодно.

– Знаешь, Гена, – Огаркова теребила в руках шелковой носовой платочек и старалась не глядеть ему в глаза. – Я была у одного экстрасенса, и он меня, кажется, вылечил насовсем.

Это признание Зинаиды было для Лялькина «громом с ясного неба»: он прекрасно знал, что «вылечить» Огаркову можно только единственным способом, который хранится в недрах церкви Христовой и дело это не двух трех дней, а порой и годов и всё требует личного душевного участие.

– Кто он? – Лялькин, стараясь унять охватившее его волнение.

– Ты его не знаешь…

Лялькин грубо оборвал её:

– Не твое дело! Кто он? Где живет?

– Адамов. Он в нашем городе живет, – пролепетала Зина.

Лялькин успокоился. Успокоился потому, что все встало на свои места. Он вспомнил рассказ Битюгина о необычном пациенте и пожалел, что закрутился, завертелся и не придал должного значение этому.

– Он один из нас, – заявил Лялькин уверено, – и потому его, голубушка, излечение ничем не лучше, чем мое. А ну встань! – Приказал Лялькин, – встань и расставь руки на ширину плеч!

Он, словно пес, вынюхивал и обнюхивал, обшаривал пространство вокруг Огарковой своими ладонями, а потом как собака, учуявшая дичь, замер и стоял так, замерев, минут пять. Руки Зинаиды отекли, отяжелели и сами собой опустились вдоль тела, но Лялькин не замечал этого. Он, казалось, не замечал и самой Огарковой: настолько был погружен в себя.

Лялькин был озадачен: источник энергии, какой «напитал» Адамов Зинаиду, был той же самой природы, да иной он и не мог быть. Но вот механизм, каким пользовался Адамов, был неизвестен ему. Более того, энергетическое поле, в просторечии – «аура», было «сшито» и «закольцовано чрезвычайно прочно. Так не умел делать Лялькин. Зинаида была права: Адамов вылечил её. На долго ли? На этот вопрос он не мог ответить и самому себе не то, что Зинаиде. Зависть к Адамову вспыхнула с огромной силой, и Лялькин возненавидел его той лютой, истекающей желчью ненавистью, которая лишает людей покоя и превращает их жизнь в ад.

– Ты дура! – Выкрикнул Лялькин, – и умрешь без моей помощи. Расскажи, как он тебя «лечил?»

Об Адамове Огарковой сообщила заведующая библиотекой, известная нам особа, Таткина Галина Николаевна. Она пообещала «подруге» устроить «прием» на сеанс вне очереди.

– Знаешь, – тараторила в трубку Галина Николаевна, что было вовсе несвойственно ей. – Он свою тещу от рака излечил, и она, теперь у него вроде секретаря-распорядителя. Я её хорошо знаю, живем в одном доме. Я бы так и не узнала в жизнь об этом, – Галина Николаевна хотела рассказать все и сразу, перескакивала с место на место, как сорока на помойке, а дело было так.

Зинаида Фоминична Дюдягина, (так звали, величали тещу Адамова), проживала на одной лестничной площадке с Таткиной и в силу этих обстоятельств Таткина знала о несчастье, постигшем Дюдягину в связи с гибелью дочери и внука. Знала она и о смертельной болезни соседки. Зинаида Фоминична была женщиной открытой, общительной – словом женщиной старой, советской закваски, с распахнутой настежь душой.

Однажды, встретившись в лифте, Таткина поинтересовалась о здоровье Зинаиды Фоминичны, и та в простоте своей рассказала, как её вылечил зять.

Теща Адамова оказалось женщиной энергичной, деятельной. Зинаида Фоминична уговорила Адамова сходить в церковь: «Поди, крещенный?» Большого труда составило уговорить его исповедоваться и причаститься. Известный нам благочинный отец Владимир хорошо знал свою прихожанку и не отказал ей в просьбе причастить зятя, «не в общем порядке».

Благочинный полагал, что сила благодати Господа от этого не убавится.