Василий Попов - Нелюди, противостояние – 2. Пряное послевкусие победы

– Возможно… – Никитин задумчиво взглянул на Ефимцеву. – И все-таки меня беспокоит эта инфантильность, проявившаяся внезапно. Насколько я помню, в предыдущих случаях подобного не было, не так ли, Ксения Павловна?

– Да, я тоже не заметила. – Ксения тушила ставшую ей противной папиросу. Возможно, и эта навязчивость Никитина вызывала в ней подобные ощущения.

– С вами все в порядке?

– Более чем. – Ксения, поморщившись, взяла кружку с вновь налитым чаем, отогревая онее руки.

– Да… И он как-то зачастил, – Ежов, помещая свое очередное творение на стол, поправил челку, – с появлением этой инфантильности. Не находите? Раньше убийства совершались раз в три-четыре месяца, сейчас с последнего прошла всего неделя. Может, это как-то связано с инфантом?

– Хорошо, Олег, ты и пробьешь по всему региону, не пропадали ли где-либо за последнее время дети. – Никитин сел на стол возле стенда с фотографиями жертв. – Срок давности пропаж и возраст определишь сам. Занимайся!

– Не факт, что в его окружении появился ребенок… – Василиса впервые оторвалась от своих записей в тетради. – У людей с частичными умственными отклонениями и не только, как показывает практика, с возрастом появляется тяга, причем ярко выраженная, к предметам, недостающим им в детстве. И это зачастую просматривается у вполне здоровых людей. Коллекционирование и прочее. Может, ему просто не хватало игрушек в детстве?

– Спасибо, доктор. – Никитин задумчиво посмотрел на фото тела первой жертвы. – Работаем, Олег, работаем… – Он посмотрел на Ежова, отвлекшегося на интерпретации доктора.

– Миша, – Сергей зачем-то поменял местами фотографии на стенде, – через дежурного оповести ночные… или нет – все патрули о высоком человеке, одиноком или в составе группы, возможно с ребенком. Предельное внимание, обо всех подозрительных докладывать сразу непосредственно нам.

– Комов, что там с твоими иероглифами, школьными посланиями? – Сергей взглянул на Гришу, когда за Михаилом закрылась дверь. – Есть какие-то соображения?

– Нет. Не работал ещё над этим. – Недоумение на лице Никитина подняло его со стула. – Ну так я пойду?

– Иди, Гриша, иди…

– Ну а мне, – поднялась Василиса Васильевна с виноватым видом, – еще предстоит нелегкий диалог с судмедэкспертом, я ушла.

Они остались вдвоем. Никитин, налив чай, пил его. Ксения, закурив, подошла к окну, вглядываясь во мглу утренних сумерек, сквозь стекло, до конца не отмытое от маскировочной краски.

– Браво, капитан. – Ксения, повернувшись, села за стол. – Ваша активность впечатляет.

– Не могу же я дать заглохнуть машине следствия, – Никитин усмехнулся, глядя в глаза Ксении, – когда ее основной двигатель, извините, хандрит…

– Я и говорю: браво, капитан. – Она отвернулась, почувствовав, как на ее глазах наворачиваются слезы. – И большое спасибо.

– Ксения Павловна? – Никитин вкрадчивым голосом остановил ее уже возле двери. – Ничего не хотите рассказать?

– Не сейчас, капитан!

Она, выйдя, забежала в туалет и плакала там, закрыв лицо руками, едва сдерживая рвущийся наружу рёв. Рев раненой дикой кошки…

***

– Что с вами, Игорь Викторович? – Егоров критически взглянул на перебинтованную голову главврача, усмехнулся над его очками с резинкой, перетянутой поверх повязки. – Вы изменились с нашей последней встречи.

– Издержки профессии, знаете ли… – Главврач потрогал перебинтованное ухо, морщась от боли.

– Я бы рекомендовал вам поберечь себя. – Егоров осмотрел кабинет, портреты медиков с мировыми именами, висящие на стене. – Жертва в вашем лице не поможет ни нашему делу, ни спокойной жизни вашей любимой дочери. Понимаете меня?

– Вполне, вполне… – Игорь Викторович, волнуясь, налил стакан воды и, стуча зубами о стекло, опустошил его. – Мне всё предельно ясно.

– Ну и хорошо. – Егоров открыл портфель, доставая папки и сортируя их перед собой на столе. – Что там с нашим пациентом?

– Агрессия, нечеловеческая агрессия, связанная с контузией, а возможно, – главврач наполнил еще один стакан водой, но не прикоснулся к нему, – и с какой-то психологической травмой, полученной ранее…

– Доктор! – Егоров внимательно посмотрел в бегающие глаза главврача. – Сейчас идет война, если не заметили. Что само по себе и есть большая психологическая травма, основанная на гибели миллионов людей. Вряд ли найдется семья, в которой не погибли бы ее члены. Мы говорим о человеке, который героически воевал в тылу врага, ковал победу, так же, как вы и я, только в условиях, в десятки раз более опасных! Он, понимаете ли, не из санатория после отпуска к нам прибыл, а из самых опасных очагов войны. Конечно, вы находите в нем вспышки необъяснимой агрессии, да и ещё с учетом контузии… Мне ли вам об этом всем говорить?