Юн Линдквист - Движение. Место второе

Я начал с того, что бережно упаковал реквизит для фокусов. Коврик для микромагии, должным образом растасованную колоду карт, четыре монеты по полдоллара в сопутствующей обертке, кошелечек, огромную монету и игрушечный лазерный пистолет, который я использовал вместо волшебной палочки. Еще сценический костюм. Рубашку, жилет, черные брюки и галстук-бабочку.

Проблема была с нижним бельем. У меня не было ничего чистого – ни носков, ни трусов, ни футболок. В глубине шкафа я обнаружил пару старых застиранных трусов и положил их в сумку. Потом достал их обратно и бросил в корзину для бумаг. Перед отъездом еще оставалось время на краж-тур по магазину «Оленс». Чтобы стащить все необходимое, сходить домой, упаковать и поехать на чемпионат, благоухая чистой одеждой.

Перед тем как уйти, я пролистал свой блокнот и обнаружил, что во время болезни написал о том, как подарил ребенку игрушечную собачку. Как я уже рассказывал раньше, текст был неразборчивым и беспорядочным, но назойливо требовал продолжения. Я приближался к настоящему кошмару и даже не был уверен, что смогу написать об этом.

Я положил блокнот и ручку в полиэтиленовый пакет – туда я также хотел сложить вещи, которыми я собирался вскоре разжиться, и пошел есть второй, более привычный завтрак. Я долго сидел в кафе в башне Кунгстурнет, мой кофе тем временем остывал, но я закончил писать только тогда, когда добрался до места, которое по-настоящему причиняло мне боль.

Ребенок мурлыкал «Со мною всегда небеса», гладил и крепко прижимал к себе собачку. Мальчик сидел напротив него и все больше наполнялся равнодушием. Он чувствовал живой интерес, когда подходил к шалашу. А теперь его совсем не осталось.

Было совсем неинтересно иметь домашнее животное, которое ничего не знает, неинтересно иметь шалаш. В школе было ужасно, а дома скучно. Ему было двенадцать лет, и никогда раньше он не думал о своей жизни как о чем-то целостном, но теперь, когда он об этом подумал, то понял: в его жизни одно дерьмо. Он еще больше согнул шею и опустил голову вниз, когда представил себе, как бредет сквозь дни, тяжелые, как черная трясина.

Внезапно он встрепенулся. Сколько бы с ним ни случалось дерьма, мальчик никогда не размышлял таким образом. Неужели ребенок заставил его так думать? Если это и было так, то, похоже, только на бессознательном уровне. Ребенок мурлыкал песенку и гладил собачку. Наверное, это происходило автоматически, потому что магнит, он и есть магнит.

Это не играло никакой роли. Мальчику не удавалось отделаться от картин, которые вставали перед его внутренним взором, и шея снова согнулась. То, что творилось в школе, страх, который преследовал его каждую минуту, омерзение, которое он чувствовал, когда возвращался домой, и пустота на улицах Блакеберга, где у него не было ни одного приятеля, чтобы вместе ходить домой. Он был неудачником, никчемной жертвой травли, его никто не любил. В этом и заключалась правда.

Он достал из пакета нож, вытащил его из футляра и рассмотрел чистую, белую сталь. Ребенок перестал мурлыкать и отодвинулся назад настолько далеко, насколько у него это получилось. Он смотрел на мальчика большими глазами, когда тот осторожно потрогал лезвие указательным пальцем.

Сделать разрез. На самом деле казалось странным, что сталь поддается ковке и становится такой тонкой, что может пройти через другой материал. Мальчик указал на ребенка кончиком лезвия.

– Боишься? А? Они тебя резали?

Мальчик почувствовал, как внутри растет темнота или это он просто отражал темноту ребенка – не важно. Темнота была здесь, и она росла. Он вспомнил свой сон, который принял за воспоминание и который, возможно, был предупреждением. Приблизился к ребенку на несколько сантиметров, а тем временем картины его никчемной жизни прокручивались в голове все быстрее и быстрее, и он слился с ними и превратился в беспримесную невыносимую боль.

Убийца. Я… убийца.

Нет. Так не пойдет Не успев сдержаться, мальчик быстрым движением ножа разрезал себе правую ладонь. Часть колотящейся в груди темной боли отступила и устремилась к ране, из которой потекла кровь. Мальчик перевел дух, тяжело дыша.

Капля крови стекла по ладони и упала вниз. Мальчик сосредоточенно нахмурился. Когда упала следующая капля, он проследил за ней более внимательно. Образ магнита не казался притянутым за уши, потому что капли меняли траекторию падения в воздухе и приземлялись на несколько сантиметров ближе к ребенку, чем должны бы были. Их к нему притягивало. Мальчик взял рулон туалетной бумаги, оторвал клочок и прижал его к ране.