Александр Каминский - Всадник между небом и землёй

Пока Ким говорил, или, как он любил выражаться, «развивал мысль», Клим всё больше стал замечать, что в автобусе происходят любопытные вещи: поначалу его не очень смутило лёгкое шёлковое платье елизаветинских времён на одной из вошедших дам, но, когда, обернувшись вправо, он увидел героя одной из недавно прочитанных книг (то был Гарри Галлер из «Степного волка» с окровавленной бритвой в руке), его это встревожило не на шутку. Ким всё говорил и говорил, а Клим с трепетом наблюдал, как автобус наполняется другими видениями. На передней площадке о чём-то смеялись Шерлок Холмс и дон Хуан, Горбовский пытался найти своё удостоверение звездолётчика и уверить в его подлинности кондуктора. Сам кондуктор (это был огромнейших размеров Ёж) вместо билетов раздавал горящие можжевеловые ветки, так, что вскоре у всех было по одной, как на факельном шествии, а какой-то римлянин тщетно упрашивал Ежа дать ему колючку из своей спины, чтобы использовать при выходе. Когда кондуктор проходил по салону, все спешили пропустить его и быстрей расплатиться, ведь он был очень большой и колючий, хотя, по всей видимости, и не злой. Однако он всё же выдворил за шкирку Тома Сойера, когда тот пытался стащить мелочь у одного красного комиссара в будёновке и пальто с орденом «Красного Знамени». Клим хотел повернуться к другу и обсудить с Кимом происходящее, но к своему удивлению не смог даже повернуть голову. Тогда он обхватил её руками, стараясь развернуть в нужном направлении, но к своему величайшему ужасу заметил, что нечаянно её оторвал! Голова осталась у него в руках и смотрела на своего хозяина с таким восторгом и изумлением, что Климу невольно стало смешно. «Не желаете обменяться головами? – спросил Клима сидевший позади охотник. – Нынче, прогуливаясь по лесу, я, знаете ли, подстрелил одного редкого профессора, профессора Доуэля, но вы не волнуйтесь, голова не задета, всё разлетелось к едрене фене, а вот голова целёхонька, так что, махнёмся?» Но в этот самый момент к Климу подошёл Ёж-кондуктор и потребовал немедленно поставить голову на положенное место, дабы не нарушать Правило 3.5.1 перевозки жизненно важных органов Власти. Клим ответил в том духе, что, мол, для начала неплохо бы сыграть всем вместе товарищеский матч в волейбол, а уж потом можно и поставить на место. Ёж строго сдвинул брови, но дал добро. Весь автобус развеселился и начал перекидывать климову голову из рук в руки. Кто-то, смеясь, ловил её в свою шапку, кто-то наносил по ней удар ногой в прыжке. Красный комиссар пытался на лету поддеть её штыком, но кондуктор немедленно вмешался и присовокупил штык к своим колючкам на спине. Клим чувствовал необычайную лёгкость, особенно, когда его голова на секунду вылетала из форточки после неудачного броска, пролетала несколько метров по холодной улице и вновь под действием силы притяжения сознания возвращалась в тёплый салон. В один из таких захватывающих перелётов коварный Горбовский, уже давно прицеливавшийся, пальнул в летящую беззаботную голову Клима из своего дурацкого скорчера. Такого невероятного ощущения Клим не испытывал никогда! Миллионовольтный разряд осенил его феноменальной вспышкой, озарением, прояснил и прочистил все извилины в мозгу, рассеял по белому свету и собрал вновь тысячи ослепительных брызг всего, что в нём прежде было, но только в новом, не знакомом Климу порядке. Ему показалось, что живёт он уже три тысячи лет, что прошлое и будущее не разделены более настоящим, но – одно целое, и поэтому можно предсказать всё на миллионы лет вперёд и вспомнить самые забытые и отдалённые уголки прошедших эпох. Можно ВСЁ! Но это прозрение вдруг сразу же заволоклось туманной дымкой, стало медленно иссякать и гаснуть, уходить всё дальше и дальше; напрасно было тянуть к нему руки и пытаться ухватить за скользкую нить, приведших к нему ассоциаций; вскоре его последний вагон с красным огоньком на крыше, отчаянно мигнув на прощанье, скрылся в расступившихся и тут же сомкнувшихся перед глазами Клима сумерках.

Клим вздрогнул и открыл глаза – водитель запоздало включил в салоне свет, дрожащий и тусклый, словно больной неизлечимым недугом; пассажиры чуть слышно о чём-то разговаривали, рядом Ким уткнулся лбом в стекло и шептал не то стихи, не то заклинание; за окном стеной валил розовый снег. Хотелось раскрыть книгу, но автобус так пригрел, так плавно укачивал, что сил оставалось ровно настолько, чтобы вздохнуть, в дремотной неге сомкнуть глаза и провалиться в чернеющую пропасть сна.