Норман Райт - Чучело

Самой младшей и необыкновенной из нас, была девятилетняя Джени Баури. Позже я обязательно расскажу вам о ее необыкновенности.

Была еще одна девочка. Но с ней никто не дружил. С ней никто не разговаривал и вообще сторонился компании этой девочки. Звали ее Лили Зегерс. Она не чихала кровью, кожу ее не покрывали заразные струпья, волосы не выпадали. Нет, ее сторонились по другой причине. Все дело в том, что Лили Зегерс – активистка, а так называемые активисты, еще хуже, чем заразные.

Они внимательно следят за детьми и постоянно обо всем докладывают надзирателям. Вскоре я и сама в этом убедилась.

– Ты не должна во время работы разговаривать со мной, – предостерегла меня Тори, когда я подошла к ней и спросила, откуда этот ужасный запах по всему цеху.

– Почему? – спросила я.

– Зегерс, – ответила Тори.

– Что такое Зегерс?

– Ни «что», а «кто». Лили Зегерс. – Тори кивнула головой в сторону девочки с острыми плечами и длинным носом. Девочка, спрятав руки за спину, стояла у стены и сильно вытягивала шею, пытаясь ухватить взором своих выпученных глаз весь цех. – Она активистка. Если она увидит, что мы болтаем – непременно сообщит об этом мастеру. Так что, ступай, Гвен. – И спрятав улыбку, Тори добавила: – Этот ужасный запах исходит от мистера Хоггарта.

На самом деле, как мне показалось, пахло мертвецами. Если конечно мистер Хоггарт сам не подгнивает. Но скорее всего, под цехом умерло какое-то животное, отчего и возник в помещение этот трупный запах.

Уродливые металлические станки, в логове которых мы были маленькими затворницами, строчили униформу для солдат одну за другой. В этой униформе, солдаты встретятся со смертью. Эта униформа побагровеет от крови, когда вражеская пуля пробьет грудь.

Ужас как ее много! Н е ужели этого все еще мало?

Я коснулась ладонью темно-зеленой ткани, что вскоре металлическое чудовище превратит в одежду для солдата, и почувствовала зуд. Моя ладонь зачесалась. Это неприятное чувство. Я прокляла войну, когда не смогла найти ответ, почему мы шьем одежду для будущих покойников, а не для рабочих и школьников.

Каждую неделю, приезжал военный грузовик и битком набитый униформами, уезжал на фронт. Дьявольский грузовик, и ехал он в ад.

– Как тебя зовут?

Я вздрогнула, и обернулась. Передо мной стоял мистер Хоггарт. Взгляд его был строг, брови нахмурены, рукав подвернут, и прячет обрубок.

– Гвен Фостер.

– Пойдем, Гвен Фостер, я покажу, что нужно делать.

Мы отправились по длинному узкому тоннелю в самую его глубь. Потолки здесь были низкими, скругленными и сырыми. Местами с них капала вода. Я слышала, как гудит электричество в проводах, как трещат лампы, как в стенах возятся крысы. Это было жуткое место. Мне здесь было неприятно находиться. Даже в самом цеху, я не испытывала такого чувства. Чувства неизбежности и смерти.

Может показаться странным, но временами до меня долетали ароматы свежих цветов. Я не могла понять, откуда именно доносится этот прекрасный запах, и как он мог вообще здесь звучать. Однажды я решила, что это всего-навсего отголоски маминого парфюма. Они плотно застряли в моей голове и сейчас, когда мамы нет рядом со мной, память дарит мне эти мгновения. Мгновения, когда я вдыхала этот волшебный запах.

Мистер Хоггарт, слегка пригнувшись, шел впереди, я следом. Чем глубже мы уходили, тем тише становился рев станков.

Мастер остановился у одной из дверей и, откинув ржавый засов, что пронизывающе скрипнул, исчез во тьме комнаты. Я шагнула следом. По правую сторону от меня щелкнул выключатель, и я увидела полки с униформами. Увидела мешки, полные униформ. Униформы для офицеров и выше стоящих званий. Униформы и для обыкновенных солдат. Сотни. Даже тысячи униформ!

– Освободи все полки, – сказал мне мистер Хоггарт. – Вот тебе мешки, складывай аккуратно, чтобы все влезло. Завтра за ними приедут. Сегодня нужно все упаковать. Поняла меня?

– Да, сэр, – ответила я. – Поняла.

– Как закончишь, – сказал мистер Хоггарт перед тем уйти и запереть меня, – нажмешь на звонок. На щетке красная кнопка. Я открою.

Мистер Хоггарт ушел. За ним лязгнул засов, и я осталась одна, в этой темной, сырой мышеловке.

Я огляделась. Лишь кирпичные стены. Сверху, по сторонам. Мокрый холод оседал на кожу. Из-за этих стен ни за что не выбраться. От вещей веет смертью, от стен холодом и гнилью. Посреди всего этого я – испуганная, остриженная девочка.

К вечеру моего первого рабочего дня я уснула, едва моя голова коснулась подушки. Мы с Тори после ужина пришли в комнату и хотели еще поболтать, но усталость валила нас с ног.