Норман Райт - Чучело

Тогда я поняла, что бояться,мне не стоит.

Вообще в этом месте стоит бояться лишь надзирательниц и палок в их руках, но не детей, оказавшихся здесь по той же причине что и я – нищета, голод, нужда, война.

– Гвен Фостер, – ответила я, аккуратно высовываясь из-под одеяла как из укрытия. – Я новенькая.

– Я, Нелли Кроссман, – ответила тень у моих ног.

– Мне очень приятно, – сказала я.

– Мне тоже.

Вдруг заговорила тень снизу. Я повернула голову и увидела сидящую на полу девочку в огромных очках с очень толстыми линзами. Она, своими взъерошенными волосами и большими глазами, напоминала дикого звереныша, притаившегося в темноте огромного страшного леса. Естественно – страшным лесом было это место.

– Меня зовут Тори Грехэм, – сказала смешная девочка в очках и с растрепанными волосами каштанового цвета. Девочка протянула мне руку, и я пожала ее.

– Гвен.

Кожа ладони Тори, показалась мне очень грубой, даже мальчишеской. Но, не смотря на это, девочка была очень кротка и застенчива.

– Очень приятно. – Тори Грехэм улыбнулась и придвинулась ближе к моей кровати.

– Залезай. – Я немного потеснилась к стене, освобождая место для Тори, и она с радостью забралась. – На полу, небось, холодно.

– Чертовски!

В ту ночь я познакомилась со всеми девочками из своей комнаты. Кроме одной. Она спала, отвернувшись к стене и кашляла. Она всегда кашляла. Такой я и запомнила Анну Эванз – больной, несчастной, одинокой.

– Она не любит ни с кем разговаривать, – объяснила мне Нелли глядя на тяжело вздымающиеся бока девочки. – Особенно после того как узнала, что ее отца забрали на фронт.

– На войну? – ужаснулась я. Слова Нелли меня очень задели – где уверенность, что завтра на фронт не отправят и моего отца.

– Да, – угрюмо вздохнула Нелли и покачала головой. – Сейчас каждый человек на счету. Там – в пекле ада. На фронте.

Только сейчас я вспомнила про самолеты. Их не было. Стояла тишина. Как же было приятно в этой тишине.

Еще я познакомилась с Бертой Бенсон – девочкой часто забывающей свое имя. Она не могла вспомнить свою фамилию, пока Аманда Диксон – самая старшая из нас и самая болезненно истощенная, не напомнила ей.

Так же среди полуночных моих гостей, были родные сестры Дженнифер и Дороти Тафт.

Однажды, когда освободилась должность активиста, (о них вы непременно скоро узнаете), я поняла что веснушки и цвет глаз – единственное, что может быть общего у этих сестер.

– А с кем ты здесь? – спросила Нелли. – Кто привел тебя в это место?

– Отец, – ответила я. – Но мне даже проститься с ним не позволили.

– Такое здесь любят, – сказала Нелли и снова бросила резкий взгляд на Эванз – она кашлянула. – Любят разлучать. – Кроссман поначалу говорила в полный голос, но теперь перешла на шепот. – Надзирательницы все как одна – строгие и бездушные. Еще надзирательницы очень любят наказывать.

– И многих – заслуженно, – вставила Дженнифер Тафт.

Нелли обернулась на Тафт, стоящей по правое плечо, и спросила ее:

– Чем же дети могут заслужить голодовку и карцер? Ты вообще, в своем уме?

– Тем, что плохо работали, – ответила Тафт. – И вообще, в данный момент, пренебрегая режимом, мы заслуживаем карцер не меньше этих тунеядцев. Я собираюсь лечь спать и вам, советую, того же.

Мы проводили Дженнифер до кровати. Она сначала обернулась и вопросительно поглядела на сестру, сидящую на краю моей постели, затем, так и не дождавшись ее поддержки, демонстративно легла.

– Мать с нами была слишком строга, – рассказала Дороти. – Миссис Лафайет – чистый ангел.

– Миссис Лафайет не самая плохая надзирательница. – Тори одобрительно покачала головой. – Есть миссис Милн – онанадзирательница крыла мальчиков, вот там сущее чудовище. Бедные мальчишки.

– Только и слышно, как они плачут и кричат, – шептала Нелли. – Миссис Милн самая строгая. Она даже запрещает мальчикам разговаривать с нами. Здесь вообще нужно быть очень осторожным с разговорами.

– Почему? – удивилась я.

– Высказывать свои мысли вслух, порою может быть очень опасным, – сказала Нелли. – Это грозит карцером и ударами плеткой. А может и чем пострашнее.

– Кстати, – вспомнила Аманда. – А где Винсент? Дороти, ты как-то с ним разговаривала. Куда он подевался?

– Я не знаю, – ответила Дороти Тафт. – После того как он появился весь в синяках, я больше его не видела. Вот уж месяц как. Может он в лазарете?

– В лазарете с синяками не лежат, – покачала головой Нелли. – А вдруг его усыновили ?