Юрий Табашников - Ручки белые

– Пусть смотрит, пусть смотрит! – кричал истошно и визгливо Воронцов, окружённый вооружённой ружьями дворней. – Держите голову за волосы повыше, да водой поливайте. Пусть знает, пусть все знают, что за преступлением наказание идёт следом! Что графский суд скор и справедлив. А что вы стоите, вахлаки? Приступайте!

Со страхом смотрели мужики на кнуты в руках слуг барских.

Со страхом смотрели на них же бабы деревенские.

Со страхом смотрели на предстоящее истязание и дети.

Каждый знал, что кнут страшнее палки. Что стоит им вытянуть ленивую корову на пастбище вдоль бока, так от удара надолго останется кровавый след на крепкой шкуре. Страшнее палки кнут, страшнее розги.

Граф выбрал для намечающейся экзекуции мужиков немолодых, да на редкость здоровых. С такими страшными разбойничьими рожами, что видно по ним сразу, жизнь прожили разудалую, похозяйничали, посвоевольничали немало. Ухмыльнулся бородач, что стоял подальше от народа, умело отвёл хвост кнута за спину подальше и со всей силы обрушил его на оголённую спину.

– Не виноват я! – успел закричать Фёдор и тут же застонал. Рассекая кожу, разбрызгивая кровь и выворачивая мясо наружу, жадно обвил кнут белое тело, въевшись глубоко в плоть.

– Не виноват он! – в крике зашлась Агафья, пытаясь вырваться. – Всё я одна! Одна я в ответе! Оставьте его!

Никто не услышал крика её. С выдыханием, словно дрова рубили, секли палачи невинного. Сначала стонал от каждого удара Фёдор, потом принялся хрипеть, а совсем скоро и вовсе затих. А его продолжали бить, истязать, превращая тело в кровавый кусок мяса.

Молчали деревенские мужики, хмуро отводя в сторону взоры. Не нравилось никому графское правосудие.

А сзади толпы, удерживаемые соседями и родными, выли и причитали родители Агафьи и Фёдора.

Фёдор умер на следующий день, так и не прейдя в сознание. Узнала Агафья о смерти жениха в городской тюрьме, страшно закричала и замолчала, не проронив больше ни звука. Окаменело лицо её и словно лишилось малейшей кровинки.

Молчала, когда судья вынес вердикт о страшном преступлении, назначив наказание в виде многих годов каторги.

Не проронила и слова, когда с остальными этапными тронулась в путь. Вместе с ней в далёкую и голодную до чужих жизней Сибирь отправилось сто двенадцать арестантов, под охраной до зубов вооружённого конвоя. Как женщине выделили Агафье место на одной из телег, что тащились вслед за колонной осуждённых преступников.

Медленно, звеня цепями на руках и ногах, двигались колодники навстречу неизвестности и горькой судьбе. Тяжело и громко, то ли стонал, то ли кричал постоянно высокий седой старик, уже не раз, бежавший с поселений и столько же пойманный жандармами:

– Ах ты, Русь бродячая! Русь злая! Не мать ты мне, а мачеха!

Уходили, углублялись каторжане всё дальше и дальше в дикий и необжитый край под надзором вечно недовольных и злых солдат.

Едва стала спадать опухоль с разбитого лица, увидели колодники и отверженные красоту девушки необыкновенную. И зашептались между собой. Плохо бы пришлось Агафье, не найдись у неё поклонник и заступник в лице худощавого смуглого парня, знаменитого душегуба и разбойника Васьки – копытца. Прозвище к нему, как то бывает, пристало не просто так. Всегда носил с собой остро заточенный нож, да так его прятал, что ни при одном обыске его не находили. Пускал в дело узкое отточенное лезвие, нисколько не колеблясь, и бил так точно и быстро, как лань или косуля ногой, за что и прозвали его – Копытцем. Приглянулась Ваське девушка и планы по прибытию на поселение он строил на неё немалые, поэтому весь этап сразу предупредил:

– Кто к девке полезет, тот больше не жилец.

А сам к Агафье подошёл, улыбнулся, лукаво сощурив глаза:

– И в чём грех твой, красна девица?

– Барину отказала, – глухо признала причину всех своих бед девушка, не вдаваясь в подробности. Впервые за долгое время заговорила она, поняв, что в лице Васьки явился пусть временный, но всё же спаситель от новых унижений и бед.

– То грех страшный! – ухмыльнулся смуглый парень. – Страдать за него нам всем велено, а тебе, похоже, в особенности.

Подгоняли арестантов солдаты, ведь к каждой наступающей ночи нужно было достичь определённой на карте стоянки. В редких случаях то были городские этапные тюрьмы, а в основном полу этапные остановки, разбросанные по лесам и полям. Огороженные тыном, с бараками, где зачастую смешивались мужчины с женщинами.